Клуб избранных
Шрифт:
– Учитывая Ваше нынешнее физическое состояние, – как ни в чём не бывало, продолжил Пахом, потирая костяшки пальцев, – я Вам настоятельно советую, начиная с завтрашнего дня, в течение месяца, после отбоя делать по десять подходов к турнику для отработки упражнения «подтягивание». Десять подходов по десять подтягиваний каждый. А теперь можете идти.
Когда курсант выполз из каптёрки, Юрка Поляков, земляк Пахома, помедлив, спросил:
– Ты, это… ты, Пахом, не сильно того…? Палку не перегнул?
– Нет, не сильно, но могу сильнее, – спокойно ответил Пахом, допивая остывший чифирь. И все поняли: этот сможет, этому поперёк дороги не становись!
С Харьковским Пахом встретился в «лихие девяностые», когда Пахома попёрли из милиции,
После скоротечного, но безрезультатного допроса «братка» отвезли в реанимацию, где врачи долго боролись за его никчёмную жизнь. Бандит выжил, но Пахому руководство предложило уволиться «по-тихому», не дожидаясь результатов служебного расследования. Пахом сдал в дежурку табельный «Макаров» и подал по команде рапорт об увольнении.
Выйдя из стен родной «ментовки» на широкие ростовские улицы, Пахом призадумался. Гражданской специальности у него не было, да и не лежала душа у него к спокойной жизни. Оглядевшись, Пахом с удивлением обнаружил, что на фасадах немногочисленных ростовских предприятий, выживших после «перестройки», кумачовые транспаранты с надписью «Мы ждём тебя, Пахом!» почему-то отсутствовали. Тогда Пахом зашёл в первый попавшийся на его пути банк. Это был «Ростсельхозбанк» – первый банк, созданный в ту лихую годину Харьковским. Банку требовались охранники. Послужной список Пахома начальнику охраны банка понравился, и он повёл кандидата на беседу к шефу.
– За что из милиции уволили? – напрямую спросил Харьковский, изучив пахомовские документы.
– Да так, за мелочёвку. Одному господину в рыло дал! – честно признался бывший мент.
– Лихо! – подытожил Харьковский. – Ну, а если я тебя на работу возьму, ты и мне по физиономии настучишь?
– Будет за что, настучу, – ответил Пахом, глядя в голубые глаза работодателя.
В других учреждениях после такого ответа приём на работу был бы закончен, и дюжие охранники вывели бы Пахома под белые рученьки за ворота банка, но, к счастью грубияна, это был банк Харьковского, а Харьковский любил неординарных людей. Позже Захар Маркович не раз хвалил себя за то, что взял Пахомова к себе в банк. Как оказалось, Пахом был незаменим для выполнения «особых» поручений и разрешения всякого рода «щекотливых ситуаций».
Карикатурный облик Пахома зачастую играл ему на руку. Мало кто воспринимал низкорослого кривоногого мужичка с лысой головой всерьёз. Из армейского опыта Пахом знал, что недооценка противника ведёт к поражению. Под маской простачка-недомерка скрывался умный и хитрый противник. В драке Пахом был беспощаден. Он не страдал излишним благородством и редко оставлял противнику шанс на отступление. Те, кто этого не знали, платили кровью. Своей кровью.
Однажды «залётные» [14] москвичи решили «пощипать» Харьковского и, как водится, наехали на банк по всем писаным и не писаным правилам. Чтобы клиент был сговорчивее, москвичи провели акцию устрашения: сожгли гараж вместе с «Мерседесом» Харьковского, и поздно ночью, когда в банке не было никого, кроме охраны, пальнули из гранатомёта в окно его кабинета. Из персонала никто не пострадал, но материальный ущерб был значительным.
14
Залётные (угол. жаргон) – они же гастролёры – группа уголовников, курсирующая по определённому региону или по всей
Обычно после такой обработки клиент теряет волю к сопротивлению и покорно отдаётся в бандитские руки. Над банком или фирмой утверждается «крыша», которая «доит» клиента до последнего деревянного рубля. Но Харьковский не собирался платить. Он был на своей территории, и не мог допустить, чтобы какие-то «залётные» его «обули» [15] . Банкир вызвал Пахома и предложил ему уладить проблему.
– Возьми людей, сколько надо, делай что хочешь, но чтобы после этой разборки ко мне никто не совался! Понятно?
15
Обули (угол. жаргон) – имеет несколько смысловых значений. «Обуть фраера» – обмануть человека, чего-то непонимающего. В данном контексте понятие «обули» употребляется в смысле вошли обманным путём в бизнес. Закамуфлированная форма рэкета.
– Понятно! – ответил Пахом. – Только люди мне не нужны. Сам справлюсь.
– А что тогда нужно?
– Нужно помещение, желательно за городом, и деньги.
Помещение нашли быстро: Захар Маркович уступил на время свой загородный дом.
Передавая Пахому деньги и ключи от дома, Харьковский пошутил:
– Только блюдей туда не води!
– Именно это я и собираюсь сделать, – серьёзно ответил Пахом.
Утром следующего дня Пахом на работу в банк не приехал. Пахом трудился за городом. Он добросовестно исследовал участок вокруг особняка Харьковского и остался недоволен. Для операции, задуманной им, участок был слишком открытым. Тогда Пахом вышел за ворота и долго смотрел из-под руки вдаль. Потом, приняв какое-то решение, пошёл по дороге, которая вела в город. Примерно через километр Пахом остановился. Ему приглянулась балочка, заросшая густым кустарником. На краю балочки, как на картинке, живописно расположились две берёзки. Пахом даже крякнул от удовольствия.
«Кажется то, что надо!» – решил он и, сойдя с дороги, тщательно исследовал кусты и балку.
Довольный выбранным объектом, Пахом вернулся в коттедж, где провёл ревизию хозяйских запасов. Огромный, похожий на платяной шкаф, холодильник был забит продуктами до отказа. Спиртного в баре было много, даже слишком много.
– Как бы не перепились господа сыщики! – подумал Пахом и решил большую часть бутылок припрятать.
Закончив с делами, Пахом соорудил себе из хозяйских запасов бутерброд, который размерами напоминал «Титаник», и открыл бутылочку светлого пива. Взвесив на руке чудо-бутерброд, Пахом решил, что в еде стоит соблюдать меры безопасности.
«Такой шмат если на ногу уронишь, перелом будет!» – подумал Пахом и с удовольствием впился в бутерброд зубами.
Покончив с едой, он достал старую записную книжку, сохранившуюся у него со времён службы в милиции, и стал названивать в город. Первый звонок Пахом сделал бывшему коллеге, начальнику уголовного розыска майору Кислицину.
– Понимаешь, Костя, наехали на нас по крупному, помощь твоя нужна. Очень нужна! Прямо завтра и нужна! – вещал в рубку Пахом. – Ну, а шеф мой, как говорится, за ценой не постоит!
– Ты приезжай в Управление, заявление напиши, чтобы всё чин-чинарём было, а детали мы с тобой обмозгуем. – согласился Кислицын.
– Еду! Уже еду! – прокричал в трубку бывший мент и пулей вылетел из коттеджа.
В прокуренном кабинете Кислицина было неуютно: на столе, вперемешку с неубранными пепельницами и немытыми чайными чашками, были разбросаны бумаги, на стенах висели фотографии неопознанных трупов и объявленных в розыск бандитов. Вдоль стены располагался продавленный диван, который частенько использовался операми на дежурстве не только как спальное место, но и как брачное ложе. Не один десяток воровок, мошенниц и просто красивых но беспутных растовчанок прошли через этот диван. Единственное, что отличало кабинет Кислицина от кабинета рядовых оперов, так это наличие холодильника.