Клуб любителей фантастики, 2013
Шрифт:
— Тогда я сразу открываю карты. Я — специалист по контактам с эволюционными формами жизни. Откровенность за откровенность?
— Я никогда не искажаю действительность, — сказал линерс. — Спрашивай.
— Как ты попал на корабль?
— Специалисту должно быть известно, что каждая моя молекула какое-то время может существовать отдельно и обладает информацией для слияния с матрицей.
— Да, знаю. Но на корабле есть фильтры против нуклеарного проникновения.
— Ваши технологии устаревают слишком быстро.
— Ещё мне известно, что распад
— Вы все умрёте, — повторил линерс, равнодушно глядя на звёзды в иллюминатор. — Ровно в 21.00 по корабельному времени сработает детонатор кварковой пыльцы, распылённой по кораблю, и всё живое разлетится на молекулы. Да, мне будет больно. Но я вернусь в устойчивое состояние. В отличие от вас.
Я сглотнул и покосился на часы, вмонтированные в стену каюты. Большие красные цифры показывали 20.10. Как там говорил Семёныч? Линерсы могут распадаться на молекулы не раньше чем через час после предыдущего распада. Иначе — смерть. Всё рассчитали, твари. Холодная испарина покрыла лоб. Приборы очистки работают на полную. Но нужно время.
Я потянулся к сигаретам и, вложив одну из них в рот, чиркнул зажигалкой.
— Где детонатор?
Линерс усмехнулся, копируя мои эмоции:
— Я сталкивался со специалистами по контактам и раньше. Все они мертвы. И каждый из них задавал этот вопрос. Время исходных форм жизни закончилось. Люди должны убраться из этого сектора галактики.
Бластер заманчиво висел под столешницей. Я почти физически его ощущал. Аннигилятор, «выпускающий» конус антиматерии, способен стереть маячившее бледное пятно в доли секунды. Я с наслаждением бы уничтожил каждую молекулу, способную собираться в это расчётливое тело.
Словно прочитав мои мысли, линерс сказал:
— Детонатор — это я. Пыльца всюду, её молекулы замкнуты на мне. Если я исчезну или распадусь — цепочка разорвётся и взрыв произойдёт немедленно. Я сжал зубы. Последняя надежда истлевала так же быстро, как сигарета в моих зубах.
Часы безжалостно светились красными цифрами: 20.20.
— Чем же вы лучше нас?
Линерс впервые за всё время пошевелился, медленно откинувшись на спинку кресла.
— Ты хочешь сравнения с идеальной формой жизни? Как могут сравниться существа, способные мыслить в узком диапазоне чисел с созданиями, легко обращающимися с бесконечно большими и малыми величинами? Как могут сравниться существа обладающие одноразовым несовершенным телом с созданиями, каждая молекула которых мощнее любой вашей вычислительной машины? Мы мгновенно расшифровываем любые языки, мы не нуждаемся в специальном обучении. Как, в конце концов, ничтожества с лёгкостью искажающие действительность, могут сравниться с созданиями, которые не приемлют лжи? Точность. Вот чего вам не хватает. И это делает вас примитивными до предела.
— Точность, — процедил я. — А как же красота?
— А что для тебя красота?
Я встал и подошёл к иллюминатору. Звёзды такие красивые, но такие мёртвые. Почему-то вспомнилось прошлая
Я посмотрел на часы. Их красный свет казался слишком ярким и обжигающе холодным. Вздрогнув, я повернулся к линерсу.
— Красота — это осенний лес, шуршащий золотыми листьями, что танцуют на лесной тропе в янтарных лучах. Или ночная гладь моря, посеребрённая лунной дорожкой. Она гладит твои ноги мягкой пеной, и…
— Это хаос, — оборвал меня линерс.
— Точность — вот настоящая стройная красота, совершенней которой нет.
— А случай? Игра, например? Ведь это тоже в каком-то смысле математика, — аккуратно начал я.
— О, да. Распутать сплетение вероятностей, просчитать случай — это искусство.
Надежда вспыхнула тёплой искрой, прокатилась от груди вниз и застыла.
— Предлагаю игру в задачи. Докажи, что ты такой совершенный, как говоришь.
Линерс помолчал, а потом сказал:
— Не вижу в этом смысла.
— Есть целых два. Первое: это развлечение. Зачем отказывать себе в удовольствии?
— А второе?
Я опустил руку под стол, стиснул оружие и рывком вытащил его наружу, нацелив на линерса:
— Я готов пожертвовать получасом своей жизни, чтобы и тебя прихватить на тот свет!
Линерс посмотрел на оружие и поднял на меня белёсые глаза.
— Весомо. Ставки?
Я шумно выдохнул. Помедлил, выбирая слова:
— Если выиграю я — ты откладываешь взрыв на три часа. Идёт?
— Ставка слишком высока. Я давно почувствовал утечку пыльцы. За три часа концентрация пыльцы сильно упадёт. При взрыве люди, которые заперлись в рубке управления, не пострадают. Погибнешь только ты, а я провалю задание.
— Но зато успеешь убраться тем путём, что прибыл. Это лучше, чем сдохнуть.
— Это равнозначно, — ответил он.
— Поэтому будет справедливо, если и я назначу высокую ставку. В случае моего выигрыша ты отключишь очистку корабля, химик. Ведь ты химик?
Я ожидал чего-то подобного, но отчаяние всё равно захлестнуло меня. Я встал и прошёлся по каюте. Шанс очень маленький. А если не рискнуть, то мы погибнем точно. И я, и Маша, и ребята. Сжав зубы, я сказал:
— Идёт, но я хожу первым!
— Задавай задачу.
Я плюхнулся в кресло и вытер пот со лба. Нервишки сдают. Вот выберемся, заберу Машку и на отдых. Хватит с меня войны за ценные уголки галактики.
Денег мы заработали достаточно, и пользы отечеству принесли выше крыши. Хочу в осенний лес и на берег моря…
Я облизнул губы, рывком открыл ящик стола, который принадлежал Семёнычу. Теперь понятно, зачем он хранил эти старинные вещи. Кубики, металлический нож, карандаши, бумага и даже спички в картонном коробке беспорядочно наполняли ящик. Базовые вещи?