Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков
Шрифт:
По письмам я влюбилась в двух гернсийцев, Эбена Рамси и Доуси Адамса, и отнюдь не из-за одного их интереса к чтению. Кловис Фосси и Джон Букер мне нравятся. Амелия Моджери? Хорошо бы она меня удочерила. Сама я хочу удочерить Изолу Прибби. Мои чувства к Аделаиде Эдисон (мисс) вы определите сами, прочитав её письма. По правде говоря, я сейчас живу скорее на Гернси, чем в Лондоне, — притворяюсь, будто работаю, а сама сижу, навострив уши, и жду, когда письма упадут в почтовый ящик. Услышав желанный стук, стремительно скатываюсь с лестницы и залпом прочитываю продолжение. Совсем как люди, которые толпились у дверей издательства
Уверена, вам письма тоже понравятся, — но захотите ли вы продолжения? Меня эти персонажи, их характеры и военные переживания положительно завораживают. А вас? Вам кажется, что здесь есть потенциал для книги? Не говорите ничего из вежливости — мне нужно подлинное мнение (вас обоих). И не волнуйтесь — я буду по-прежнему пересылать копии писем, даже если вы скажете, что книгу о Гернси писать не стоит. Мелкая мстительность мне (как правило) не свойственна.
Поскольку ради вашего развлечения я пожертвовала собственным здоровьем, вы должны прислать мне последние произведения Пьерса. Очень рада, что ты снова пишешь, мой дорогой.
С любовью к вам обоим, Джулиет
Доуси — Джулиет
2 апреля 1946 года
Дорогая мисс Эштон!
Стремление к удовольствию — самый большой грех в заповедях Аделаиды Эдисон (на пятки ему наступает гордыня), поэтому не удивляюсь, что она написала Вам о немецких подстилках. Аделаида задохнется от гнева, если не будет клясть всех и каждого.
На Гернси в войну осталось мало мужчин, годных для брака, и уж точно ни одного красавца. Усталые, неряшливые, озабоченные, оборванные, грязные, босые — одним словом, побеждённые. У нас не было ни энергии, ни времени, ни денег на развлечения. В гернсийских мужчинах отсутствовал шарм — а немцы обладали им в избытке. По словам одной моей знакомой, они были как боги — высокие, светловолосые, загорелые, прекрасные. Они закатывали чудные вечеринки, собирались веселыми компаниями, раскатывали на автомобилях, сорили деньгами, танцевали ночи напролет.
Девушки, которые встречались с немцами, кормили свои семьи, добывали сигареты для своих отцов. Выносили в сумочках с вечеринок булки, паштеты, фрукты, пирожки с мясом, варенье, и на следующий день в их домах была еда.
Как-то не думаешь, что скука может заставить общаться с врагом, а между тем перспектива развлечься — мощная движущая сила, особенно для молодых.
Многие старались немцев вообще не замечать, словно бы поздороваться — уже сотрудничество. В принципе, да, но в том, что касается Кристиана Хеллмана, врача оккупационных войск и моего хорошего друга, я не согласен.
В конце 1941 года на острове совсем не осталось соли. Из Франции ее тоже не привозили. Корнеплоды, супы без соли — ужасно невкусно. Немцы решили попробовать добывать ее из морской воды, которую свозили из залива в большой танкер, установленный в центре Сент-Питер-Порта. Идея была следующая: люди идут в город, наполняют ведра, несут обратно и кипятят, пока вода не выпарится, а осадок используют вместо соли. Увы, чтобы столько времени кипятить воду, не хватало дров. План провалился. И стали попросту варить овощи в морской воде.
В смысле вкуса — ничего, нормально, однако многим пожилым людям было не под силу
Выменял у мадам Лепелль старую коляску на лопату и моток бечевки. Мистер Сомс отдал мне две небольшие дубовые винные бочки с краниками. Я отпилил у них верх, сделал съемные крышки и закрепил бочки в коляске, так появилось средство транспортировки. Берег кое-где не был заминирован. Там легко спуститься по скалам, налить в бочки морскую воду и втащить обратно наверх.
В ноябре ветер ледяной, и однажды после первой же бочки у меня совершенно занемели руки. Я стоял у коляски и растирал пальцы, а мимо как раз проезжал Кристиан. Остановил машину, сдал назад, спросил, нужна ли помощь. Я сказал: нет, но он все равно вышел и помог погрузить бочку в коляску. А затем, не говоря ни слова, спустился со мной в бухту и помог со второй бочкой.
Я тогда не обратил внимания, что у него плохо двигаются одно плечо и рука, но из-за этого и моей хромоты, когда на подъеме камни стали осыпаться, мы поскользнулись и упустили бочку. Она покатилась вниз, ударилась о скалы и раскололась. Нас промочило насквозь. Почему нас обоих это рассмешило, не скажу, но вот — рассмешило. Сидели, привалясь к скале и хохотали, хохотали без остановки. Тогда-то сочинения Элии, тоже насквозь мокрые, и выпали у меня из кармана. Кристиан подобрал книжку.
— А, Чарльз Лэм, — сказал он и вернул их мне. — Вот уж кто сырости не боялся.
– И, видно, заметив моё удивление, добавил: — Дома я его часто читал. Завидую вашей карманной библиотеке.
Мы взобрались наверх, к его машине. Он спросил, смогу я найти новую бочку. Я ответил: да, и объяснил, какой у меня маршрут. Кристиан кивнул, а я зашагал вперед с коляской. Но обернулся и сказал:
— Если хотите, можете взять почитать.
Казалось, я предложил ему луну с неба. Мы представились друг другу и обменялись рукопожатием.
Потом он часто помогал мне таскать воду, а после угощал сигаретой, и мы стояли посреди дороги и разговаривали о красоте Гернси, книгах, сельском хозяйстве, истории, но никогда о нынешних временах — всегда о вещах, далеких от войны. Однажды мимо проезжала на велосипеде Элизабет. День, а скорее всего и ночь она провела на дежурстве в больнице. Одежда ее, как у большинства из нас, была заплатка на заплатке. Но Кристиан, увидев ее, осекся на полуслове. Элизабет подъехала, остановилась. Никто не сказал ни слова, но я посмотрел на их лица и скорее ушел. Я не понял, что они знакомы.
Кристиан был полевым хирургом, пока из-за ранения в плечо не попал из Восточной Европы на Гернси. В начале 1942 года его по приказу отослали в госпиталь Канна, корабль бомбили союзники, тот утонул. Доктор Лоренц, главврач оккупационного госпиталя, знал о нашей дружбе и пришел сообщить о его смерти. Он хотел, чтобы я передал Элизабет, что я и сделал.
Знакомство с Кристианом необычно, но дружба — нет. Уверен, многие на острове дружили с кем-то из солдат. Но я иногда думаю о Чарльзе Лэме и изумляюсь: человек родился в 1775 году, а я благодаря ему подружился с такими замечательными личностями, как Вы и Кристиан.