Клуб маньяков
Шрифт:
И мгновенно сон превратился в явь. В темную комнату, в нашу супружескую кровать и в меня с Верой на ней.
Глава 7. Колись, Павлик Морозов! – Кругом маньяки. – Она кормила ребенка, он ловил рыбу.
Утром следующего дня. Светлана Анатольевна повезла Наташу в поликлинику: надо было решать, что делать с ее постоянно воспаляющимися аденоидами.
Позавтракав в одиночестве, я безуспешно поискал файлы Харона в компьютере и поехал на работу. Как только электричка сорвалась к Москве, меня
Приснившийся ночью сон не давал мне покоя, слишком уж явственным он был. Я вспоминал его детали – глаза Веры, веревки на ее руках, фрагменты ее рассказа, мочащихся бомжей, треск рвущегося капрона и все более убеждался в том, что я – параноик с неимоверно обострившимся воображением, а моя супруга – добропорядочный член нашего куда-то развивающегося общества. Надо же было додуматься, что она, милая хрупкая женщина, вошла в сношения с международным бандитом и не для чего-нибудь, а с целью получения в личное пользование садистских фильмов с моим участием в качестве главной жертвы! Нет, я параноик и психиатрическая лечебница по мне плачет!
Но небольшие сомнения в этом выводе все таки оставались и я решил их развеять, тем более, это легко было сделать. В моем сне Вера, перед тем как отправиться к Ворончихиным на дачу, сказала своему секретарю, что едет в «Кляксу» за рекламными наклейками.
Эти бело-голубые рекламные наклейки Вера заказывала для расклейки в метро и электричках. Они призывали молодых людей, имеющих высшее образование, получить в кредит полноценное западное менеджерское образование. Год учебы – и вы в дамках.
Наклейки печатал за наличные мой сын Валентин, работавший в «Кляксе». Он же занимался регистрацией заказов.
Припомнив, в какой день Вера, сообщая мне о гибели Ворончихиных, сказала: «Убили их зверски на даче... Позавчера», я позвонил сыну с работы. Помявшись, он промямлил, что ничего не помнит. Пара резких фраз оживили его память, и он рассказал, что Вера прибежала в названный мною день необычно возбужденная. Прибежала, пробыла несколько минут и ушла, пообещав, что на следующий неделе принесет заказов на три тысячи баксов.
– Это все? – спросил я, чувствуя, что Валентин чего-то не договаривает. – Что она тебе еще говорила?
– Да ничего не говорила...
– И ты, Брут, продался демократам? Колись, давай, Павлик Морозов!
– Ну... Ну, она еще попросила... Сказала, что если будут ее спрашивать, всем говорить, что она пробыла у меня до вечера... Обсуждали, мол, дизайн и цветоделение.
– Всем говорить... И мне?
– Естественно...
Сын был на четыре с половиной года младше Веры, и они прекрасно ладили. Она подкармливала его «левыми» заказами на печатную продукцию, а он поддерживал ее в наших спорах. И в делишках, как выяснилось.
– А вечером она заходила? – продолжил я допрос.
– Да, и сразу же позвонила на работу и распорядилась прислать машину за печатной продукцией... А что ты так беспокоишься? Брился утром и рожки обнаружил?
– Я еще с твоей матери к ним привык и давно не замечаю...
Настроение после разговора с сыном вконец испортилось. Стало тоскливо. Я спрятался от коллег в пустой комнате и позволил тревожным думам завладеть мною.
...Опять все вернулось на круги своя. Опять надо думать и опасаться. Эти дурацкие сны... Наверно, все-таки телепатия существует. И я вижу сны Веры, читаю ее мысли на расстоянии. К великому своему сожалению... Но прок от этих снов все же есть. Особенно от последнего сна. Я не смогу ее убить. А она сможет. Черт, неужели за эти годы она не разу со мной не кончила? И все ее крики и стоны были просто издевательством?
Да, дела... Нельзя жить с женщиной, которую не можешь удовлетворить. Не солидно. Может быть, вместе с ней убивать, чтобы кончала? Ну, не людей, как во сне, в котором мы вместе с Наташей маньяковали, а кроликов? Будем с ними в постель залазить. И вместо того, чтобы груди ей целовать, я буду длинноухому голову с хрустом отворачивать... Или шкурку чулком стягивать. А может, мышей белых завести? И травить их при ней цианистым калием?
Нет, не пойдет... Мышей она боится...
Что за мир! Куда не плюнь – в оборотня, извращенца или в кого похлестче попадешь. Разговариваешь с человеком, – а он маньяк с многолетним стажем! Улыбается, приятности говорят, по плечу дружески похлопывает. А в уме соображает, как тебя лучше зарезать. Раньше я всех людей хорошими считал. Всех без исключения. И всем подряд верил! Особенно когда в геологоразведочных экспедициях работал. Многих даже любил. Дизелиста Мишу, бульдозериста Володю Рыжего, проходчика Генку... Классные ребята, умные добрые, покладистые... А однажды аммонит со склада украли, целых полтора ящика, примерно в то время, когда армяне взрыв в московском метро устроили. И, само собой разумеется, органы на нас наехали. Вызвали меня, спрашивают:
– Кого подозреваешь?
А я отвечаю:
– Да вы что??? У нас такие прекрасные люди работают! Была бы моя воля, по звездочке героя им бы определил. Ну, или по грамоте почетной.
А следователь пачку бумажек на стол бросил и говорит:
– Ну, давай, твоих ангелов к представлению готовить. Кто там у тебя самый хороший?
– Мишка Козодоев, – отвечаю, подумав, – дизелист с пятой штольни. Хоть и три класса у него, но по интеллектуальному уровню он любого академика переплюнет, а по доброте – саму мать Терезу.
– Так, Михаил Козодоев... – копаясь в бумажках, скривился в горькой усмешке следователь. – Так, Михаил Егорович Козодоев... Девятьсот двадцатого года рождения, русский. Так, статья... Ну, номер статьи тебе ничего не скажет. Двенадцать лет твой Миша Козодоев за убийство матери получил и еще десять за зверское изнасилование малолетней школьницы. Давай следующего своего академика в лице монашки...
– Бульдозерист Володя... – промямлил я, практически уничтоженный. – Антипов, кажется, у него фамилия.