Клуб одиноких вдов
Шрифт:
По утрам Марина пила чай в столовой, выходящей огромными, во всю стену, окнами в сад. Сад был осенний и пестрел разноцветьем, напоминая ей танцовщицу фламенко, взметающую широкой юбкой опавшие с деревьев листья. Марина любила это время года. Осень возвращала ее к дням юности, когда она выступала на сцене во всем блеске своей красоты и нарядов. Эти воспоминания не тяготили ее и не печалили. Не будь их, Марина была бы намного несчастнее. Прошлое казалось ей лучше будущего. А в настоящем она была счастлива настолько, насколько это было возможно, учитывая все обстоятельства.
В столовой
– Мариночка Львовна, – защебетала Таня, едва увидев хозяйку, – а что я вам скажу, вы прямо-таки ахнете! Помните, вчера в саду я нашла дохлую ворону? Вы подумали, что это нашему соседу, Антону Павловичу, удалось, наконец, подстрелить одну. И еще порадовались за него. Так вот, ничуть не бывало! Это она от старости сдохла, а вовсе не потому…
– Сделай такую милость, подари мне полчаса молчания, – произнесла Марина, садясь за стол и наполняя чашку чаем из небольшого серебряного самовара. Чай был зеленый, с жасмином, а чашка большой, как она любила. Первый глоток она отпила, закрыв глаза и чувствуя, как живительное тепло медленно разливается по ее телу, даря блаженство.
– Ну, и пожалуйста, – ответила Таня, старательно поправляя ослепительно белый кружевной передничек, который в этом вовсе не нуждался. – Могу и помолчать. Мне это раз плюнуть, между прочим. Однажды я на спор молчала целых два часа. Никто не верил, что я на это способна, а я смогла. Но уж после этого они мне…
Марина открыла глаза и почти взмолилась:
– Таня!
Девушка смолкла. Но вид у нее был такой несчастный, что Марина невольно сжалилась.
– Хорошо, пока я пью чай, можешь рассказать мне последние сплетни, которые волнуют наш богоспасаемый городок, – сказала она как можно мягче. – Только не обижайся, прошу тебя. Ты же знаешь, я этого не выношу.
Лицо Тани расцвело счастливой улыбкой.
– Насчет богоспасаемого – это вы в самую точку, Мариночка Львовна, – снова затараторила она. – Намедни в наш город прислали нового митрополита. Так вы представить себе не можете, какой это урод…
– Стоп! – прикрикнула на нее Марина, отставив чашку. – А то я совсем запуталась. Давай я буду спрашивать, а ты отвечать.
– А давайте, – охотно согласилась Таня. – Так оно и веселее будет. А то сидите, как бука, смотреть жалко, на глаза слезы наворачиваются.
Марина пропустила эту вольность мимо ушей, заинтересованная новостью о новом
– Во-первых, что случилось с владыкой Филаретом?
– Да откуда же мне знать? – искренне удивилась девушка. – Говорят, его отправили на пенсию, или как там у них в церкви это называется. Уж больно владыка Филарет стар. Чуть ли не ровесник Мафусаилу, а тот, говорят, дожил до таких преклонных лет, что старее его никогда никого и не было…
– Допустим, – Марина снова прервала девушку, слова из которой лились так же легко и бесконечно, как воды Ниагарского водопада. – Но почему новый митрополит урод? Это как надо понимать – в прямом или переносном смысле?
– Так ведь он один в один Петр Первый, такой же длинный, что твоя каланча, а в плечах узкий, словно…., – Таня замялась, подыскивая сравнение. Ее взгляд метался по столовой, как будто отыскивая подходящий предмет, годный для этого. Но ничего не находил. – В общем, место ему в кунсткамере, а не среди обычных людей. Однако, говорят, он чуть ли не святой. Такой молодой, и сорока нет, а уже митрополит. Это по-нашему, по мирскому, то же, что в девять лет окончить школу, в одиннадцать университет, а в пятнадцать…
– Святой, говоришь, – в раздумье произнесла Марина. – Добро бы так оно и было. Хуже, если просто святоша. Какой-нибудь Тартюф в рясе.
– А, может, и врут люди, – покачала головой Таня. – Язык ведь что ботало, к зубам не привязан. – И, помолчав, вдруг заявила: – А хорошо, наверное, быть митрополичихой!
– Кем-кем? – от неожиданности Марина даже поперхнулась чаем.
– Ну, женой митрополита, – пояснила Таня. Ее взгляд затуманился. Она явно представляла себя в этой роли.
– И почему же? – поинтересовалась Марина, вытираясь салфеткой и едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
– Да вы сами посудите: все тебе кланяются, ручку целуют, матушкой величают, – перечисляла Таня, загибая пальцы. – И это все в будний день! А по праздникам…
– Замолчи немедленно, – потребовала Марина. – И не болтай ерунды. Не быть тебе никогда матушкой митрополичихой, и не мечтай зря. Митрополитам жениться нельзя. Они черные монахи, дают обет безбрачия.
– Вот оно как, – разочарованно произнесла девушка. Вздохнула с сожалением. И непоследовательно добавила. – А владыку Филарета жалко. Старенький такой, голова уже трясется, как у китайского болванчика. И кому он будет нужен теперь? Ни жены, ни детей… Что его ждет?
– Благая смерть, – жестко произнесла Марина. – Как он любит.
Таня с удивлением посмотрела на нее. Но ничего не сказала, поразившись мстительному выражению лица хозяйки. Оно редко бывало таким. И казалось сейчас почти некрасивым.
Но взгляд Марины уже смягчился. От мыслей о Филарете она перешла к новому митрополиту.
– Епархии нужна свежая кровь, – сказала она. – Посмотрим, чем все обернется.
– А и смотреть не надо, – откликнулась всезнающая Таня. – Люди говорят, что новый митрополит в наш город прибыл ненадолго. Вот только построит кафедральный собор, да и переедет в Москву. Он то, что называется «птица высокого полета», далеко метит.