Клуб отъявленных негодяек
Шрифт:
«О БОЖЕ, О БОЖЕ, О БОЖЕ» — проносилось в голове у Оли. — «Это же он про меня!»
— И кто же посмел сотворить сие бесчинство?
Если бы Оле хватило духу выглянуть из-за занавесок, то она бы заметила, что Розалина улыбается. Даже по нарочито возвышенному тону Оля не поняла, что это была шутка и теперь чувствовала себя едва ли не преступницей.
— Первачок, — сказал Миша и Оле очень не понравилось, как пренебрежительно было брошено это слово. Хотя, может, ей показалось. — Представляешь, залезла прямо в мой сон, еще
«Все, капец!» — подумала Оля. Она не могла видеть себя со стороны, но была уверенна, что ее щеки стали такими же бардовыми, как книга на коленях. Розалина тем временем снова засмеялась.
— Так это была девушка! — сказала она.
— А что, ревнуешь? — весело отозвался Миша.
— Конечно!
— Так тебе и надо!
С последней фразой Миша выглянул из-за стеллажей. Он улыбался, подходя к Розалине. Миша ходил среди стеллажей достаточно долго, чтобы выбрать хоть что-нибудь, но в его руках ничего не было.
Оля не дышала, казалось, с самого начала их разговора, чтобы не выдать себя ни единым звуком. Когда Миша проходил мимо окна, она даже закрыла глаза. Как будто если она его не видела, то и он тоже не видит.
Потом она услышала чмокающий звук и едва не зарыдала. «Ну конечно! Они с этой библиотекаршей волосатой встречаются!» Оля не обратила внимания на то, что звук был слишком звонким, совсем не таким, какой бывает при настоящих поцелуях, и означал дружеский «чмок» в щеку.
Розалина и Миша попрощались. Когда Миша вышел за дверь, Оля почти моментально вскочила с подоконника и вместе с книгами понеслась к Розалине.
— Ой, я и забыла, что вы еще здесь, — пробормотала она. — Будете все брать?
Оля кивнула, стойко сдерживая себя, чтобы не расплакаться или не начать выдирать волосы дурацкой библиотекарше.
Розалина достала Олину карточку и заполнила пустые строчки. Почти не глядя, Оля расписалась в трех местах и, прижав к груди книги, выбежала в коридор.
Она шла и не понимала, почему вдруг стало так грустно. Тупые сны, тупая библиотекарша, тупой Миша! Почему такие пустяки стали выводить ее из себя?
Она неслась так быстро, что не сразу услышала, как ее кто-то зовет.
— Оля, блин! Подожди!
Оля остановилась, узнав голос Ники. Быстрым движением она утерла глаза. Слез не было, но лицо, наверное, покраснело.
— Ты в порядке? — спросила Ника и взгляд ее стал обеспокоенным.
— Да.
Ника несколько секунд молчала, а потом сказала:
— Ты соврала, но, если хочешь, я не буду допытываться.
— Спасибо, — кивнула Оля.
Нику такой ответ не удовлетворил, но она все-таки пообещала не выспрашивать правду. Тем более ее явно волновало что-то свое.
— Представляешь, блин, какие-то тупые телки с четвертого курса вечно ходят в наши туалеты! Задрали уже! Как не зайду — они вечно там! Одна — страшная, вторая — с дебильным бантом на пол башки. Стоят возле зеркала,
Оля слушала Нику в пол уха. Она пыталась подвергнуть сомнениям свою теорию о Мише и Розалине. Парочка из них, конечно, что надо! Только Розалина старовата, если учесть, что Миша — еще студент. Но, может, Оле просто показалось и между ними не такие уж тесные отношения? Хотя они с друг другом на «ты» общались, а к Оле Розалина обращалась уже на «вы»… Да не, они точно парочка.
— Короче, я теперь называю их туалетными утятами[1]! Не в лицо, конечно… А то у этой с бантом такая морда злая и шпильки — жесть! Она мне ими глазки повыкалупывает, если сильно захочет… Ты меня слушаешь вообще?
Оля встрепенулась и поспешила заверить Нику, что все слышала.
— Врешь, но ладно. Не важно. Сегодня день какой-то дурацкий…
— И не говори, — отозвалась Оля.
Ника
Ника не встретила Малышку ни через неделю, ни через две. Может, она потерялась и все-таки надо было довести ее до папы?
На самом деле Ника не беспокоилась о том, что Малышка пропала. Скорее всего родитель больше не разрешает ей в одиночестве слоняться по пустым коридорам. И правильно делает. Нику беспокоило только то, что она пообещала Малышке встретиться, а этого так и не произошло. Значит она снова соврала маленькому ребенку.
Ника вышла из учебного корпуса и пнула камешек, который по несчастливой случайности оказался на дорожке, где проходил ее путь. Холодало. Теперь приходилось одеваться теплее, но Нике это даже нравилось. Наконец-то можно одевать свитера с воротами под горло и не беспокоиться, что в штанах будет слишком жарко.
Под ноги попался жухлый лист. Если бы у него были ножки, он бы убежал, заметив, как Ника расправилась с камешком, который преграждал ей путь. Но ножка у листика была только одна, да и та кривая, так что Ника пнула и его.
— Ника! — вдруг услышала она.
Из корпуса к ней подбегала Ирина Григорьевна. Ее узкие губы и так не были выразительными. А чем больше в права вступала осень — тем бледнее они становились, и тем больше походили на ивовые листики.
— Ника, вы из семнадцатой комнаты?
— Да.
— Кристина Леонова живет с вами?
Кристина Леонова? Ника уже хотела ответить, что не знает кто это. А потом поняла, что речь идет о Крисси. За все это время Ника ни разу не слышала фамилии Крисси… настоящей фамилии Крисси, хотя почти все пары у них общие — обе попали на Социальный факультет.
— Да.
Ирина Григорьевна удовлетворенно кивнула и достала из кармана серой стеганной безрукавки пачку листиков. Она быстрым движением лизнула кончик пальца, чтобы удобнее было перебирать листики и, нахмурившись, принялась искать что-то.