Клуб Ракалий
Шрифт:
Б. А. Я в ваших руках, Клэр. Вся эта новомодная техника выше моего понимания.
К. Н.(смеется). Ну, эта на самом-то деле не такая уж и новомодная… Ладно, пора начинать. Вы готовы?
Б. А.(смеется). Готовее не бывает. Ну давайте. Покажите себя с худшей стороны.
К. Н. Хорошо… Итак… Я не вполне понимаю, с чего начать. Я беседую с Биллом Андертоном, руководителем Комитета рабочих фабрики «Бритиш Лейланд» в Лонгбридже и старшим… старшим цеховым организатором?..
Б. А. Старшим, да, правильно.
К. Н. …Профсоюза транспортных и неквалифицированных рабочих. Возможно, вы
Б. А. Ну что же, Клэр, это очень интересный вопрос, я могу дать на него сразу два ответа. Первый состоит попросту в том, что Лонг-бридж так или иначе влияет на жизнь каждого жителя Бирмингема. И никуда от этого не денешься. Само существование фабрики такого размера оказывает воздействие на каждый сегмент местной общины. От торговых агентов, которые продают автомобили, технических фирм, поставляющих детали машин, супермаркетов, в которых матери семейств тратят в конце недели свои деньги… Список можно продолжать до бесконечности. Думаю, с этим согласятся все. Однако второе соображение, которое я собираюсь высказать, оно, с вашего разрешения, более спорно. В Лонгбридже идет борьба, можно даже сказать — война. Борьба между трудом и капиталом. Борьба эта так же стара, как история человечества, во всяком случае, как история капитализма, но в книгах по истории вы о ней многого не прочтете. Я заглядывал в учебники, которые мой сын приносит из школы, они не отличаются от тех, которые мальчишкой читал я, — это история королей, принцев и премьер-министров. Иными словами, история правящего класса. Между тем правящий класс — это лишь крошечная часть истории, и само его существование веками поддерживалось трудом всего остального населения, а у него, у всех этих людей, тоже имеется своя история. Так вот, я хочу сказать, что ребятам из «Кинг-Уильямс» следует интересоваться Лонгбриджем потому, что он представляет собой микрокосм, если угодно, общества в целом. Правящий класс в его противостоянии рабочему классу. Администрация в ее противостоянии трудящимся. В этом и состоит суть истории, суть общества, суть самой жизни, если говорить начистоту… Не знаю, насколько внятно мне удалось это сформулировать.
К. Н. Вы рассматриваете взаимоотношения этих двух классов как борьбу, как войну.
Б. А. В сущности — да.
К. Н. Не эта ли позиция и создала вам репутацию человека воинственного?
Б. А. С таким определением я согласиться не могу. Оно выдумано правящим классом. Это всего-навсего слово, изобретенное для того, чтобы принизить человека, который борется за интересы своих собратьев. Видите ли, у правящего класса собственный язык, у него все собственное. И потому слова подвергаются порче.
К. Н. Вы марксист?
Б. А. Ну, это вопрос не вполне… корректный, Клэр. Вам известно, что такое «марксист»?
К. Н.(смеется). Не так чтобы. Просто Дуг сказал, что считает вас марксистом.
Б. А. Разумеется, я читал Маркса. Изучал в вечерней школе и полностью согласен с его истолкованием истории. Хотя коммунистом меня это, разумеется, не делает.
К. Н. Но ведь некоторые из цеховых организаторов Лонгбриджа — коммунисты. Некоторые из ваших коллег.
Б. А. Это кто же вам такое сказал?
К. Н. Я читала об этом в газетах.
Б. А. Это неправда. Ну подумайте сами, Клэр. Газеты принадлежат не рабочему классу, они принадлежат боссам. Поэтому каждая статья, которая в них печатается, изображает администрацию с благоприятной стороны, выражает ее точку зрения. Кто владелец вашего журнала?
К. Н. Даже не знаю, есть ли у него владелец… Школа,
Б. А. Вот именно. И директор школы разрешает вам печатать все что вы пожелаете?
К. Н. Не все, нет.
Б. А. Распространять дискредитирующие рабочих сведения — в интересах магнатов прессы. А называть избранных рабочими представителей коммунистами — просто один из их приемов. Я не коммунист и никогда им не был. Я социалист. И кстати сказать, то, что мы видим в России, это никакой не социализм.
К. Н. Вы говорите, что, как выборный представитель рабочих, всего лишь отстаиваете их интересы. Однако общество придерживается мнения, согласно которому многие из лонгбриджских забастовок вообще ничьим интересам не служат. Они дурно сказываются на эффективности производства, на имидже компании.
Б. А. Не знаю, что вы имеете в виду, говоря о «мнении общества».
К. Н. Я просто вспомнила, что на недавнем собрании нашего Дискуссионного общества была поставлена на голосование формулировка: «Наше сообщество считает, что профсоюзы приобрели слишком большую власть», и она прошла с преимуществом десять против одного.
Б. А. Это говорит вам все, что следует знать о вашей школе, но совсем мало о чувствах населения страны в целом.
К. Н. Как вы считаете, какими качествами должен обладать человек, чтобы преуспеть в роли профсоюзного организатора? Почему, например, люди, подобные вам и Дереку Робинсону, достигли столь приметного, в сравнении с другими профсоюзными деятелями «Бритиш Лейланд», положения?
Б. А. Хорошо, что вы упомянули о Дереке, теперь я смогу говорить о нем и не выглядеть человеком, который только себя и нахваливает. (Смеется.) Ясное дело, нужно быть неплохим говоруном, уметь чесать языком. Не всякому хватит духу встать лицом к лицу с десятью тысячами собравшихся в Кофтон-парке людей и произнести речь, которая позволит вам повести их за собой. Дерек делает это фантастически хорошо. Он прирожденный оратор. Понимаете, тут многое связано с чувством слова. Если вы хорошо владеете словом, то обладаете и властью. Своего рода. Ну и упорство тоже необходимо, смелость, которая позволит вам держаться за свои убеждения и продолжать борьбу, даже когда все складывается не в вашу пользу. Однако есть и кое-что иное, я бы назвал это чувством… картины в целом.
К. Н. Что вы имеете в виду, если точно?
Б. А. Ну, как я уже пытался объяснить, — по-моему, у меня это не очень хорошо получилось — борьба, происходящая в Лонгбридже, это не что-то отдельное, изолированное. Она шла столетиями, на протяжении всей истории, и постоянно ведется в самых разных частях мира. Социалистическое движение — движение международное. Оно пересекает границы государств, границы между расами. Это очень важный момент для рабочего класса как целого.
К. Н. А как вы считаете — почему?
Б. А. Потому что расизм заразен. В наши дни, в наше время положение рабочего очень уязвимо, уязвимы сами средства его существования, кое-кому ничего не стоит сыграть на этом, посеять рознь между людьми, которые в противном случае стояли бы друг за друга в их борьбе за общее дело.
К. Н. Вы имеете в виду кого-то конкретного?
Б. А. Примеров множество. Пару лет назад у нас тут был профсоюзный организатор (я не стану называть его имя, он больше на фабрике не работает), который распространял по цехам нацистские брошюрки. Нам пришлось прибегнуть к дисциплинарным мерам. А недавно этот ублюдок — простите за выражение, но иначе я его назвать не могу, — этот ублюдок Инек Пауэлл произнес в «Клубе Понедельник» речь перед своими дружками-тори, призывая выдать каждому африканцу и азиату по тысяче фунтов — с условием, что они уедут к себе на родину. Я нахожу подобные заявления попросту непристойными. Вот почему так важна забастовка в «Гранвик».