Клуб речников
Шрифт:
Московский журналист тряхнул головой и твердо ответил:
– Нет, дед Матвей! Я не готов. Не могу я так просто с «огненным братом» расстаться. Дайте мне немного времени подумать. Давайте я вернусь в Москву, немного с работой разберусь, а потом уже и сообщу свое решение.
– Нет, парень, так не пойдет, – покачал головой старик. – А вдруг ты монстра в столице выпустишь? Там столько пороков, что он в считанные дни превратится в жуткое чудовище, и тогда мне одному с ним справиться будет не под силу. Я не могу отпустить тебя, пока в тебе языческий мыслеобраз!
– Я
– Нет.
– Тогда поехали со мной, дед Матвей! И вам будет спокойнее, и мне.
– И оставить свой пост без присмотра?
– Тогда как быть? Я ж по мамке соскучился, на работе меня потеряли…
– Обряд проведем, и езжай на все четыре стороны.
– Братана огненного жалко, он меня столько раз вытаскивал. А может, просто выпустим его в лабиринтах, и пусть за йети гоняется. Не надо его к центру Земли.
– Забыл, что он растет и учится?
Старик задумался, затем махнул рукой и произнес:
– Бог с тобой, Глеб! Дам я тебе сроку три недели и Жорика с тобой отпущу. Он монстра как никто другой чувствует. Ты все свои дела в Москве сделай и назад приезжай. Коли решишься от языческого чудовища избавиться, я с радостью обряд проведу, коли нет – здесь придется жить, под моим присмотром, иначе никто не сможет твоего «братца» обуздать. А уж если задумаешь в столице остаться, да с монстром в теле, то жди меня в гости, я таких огрехов не допускаю.
– Спасибо, дед Матвей! – радостно воскликнул журналист и бросился обниматься к хозяину дома.
– Ладно, ладно! – сказал, отмахиваясь от него, старик. – Иди спать, а мне на службу пора!
– Я сегодня с вами пойду, но не в подземный ход, а в Клуб речников. Осталось у меня там одно незавершенное дело.
– Так пошли, полночь уже скоро.
Дед Матвей и Глеб вышли из дома и по знакомой тропинке отправились к сгоревшей церкви. Подходя к ней, они услышали звук колокола, раздающийся среди развалин. Как ни странно, но сейчас парень ничуть не испугался этого звука, а наоборот обрадовался. Он довел колдуна до входа в лабиринты, дождался, когда тот исчезнет под землей, и зашел под сгоревшие своды клуба…
Журналист двигался по длинному коридору. Внезапно раздались прекрасные звуки скрипки. Глеб улыбнулся и свернул к резной деревянной двери. Он толкнул ее и вошел в уже знакомый зал. Как и раньше, по его периметру стояли круглые столики, за которыми сидели люди в странных одеждах. Некоторых парень узнал, другие показались ему незнакомыми. Пустовал лишь столик, за которым раньше сидела Жанна…
Журналист взглянул на сцену и увидел моложавого красивого мужчину, который с закрытыми глазами играл на скрипке. Глеб подошел к нему и окликнул:
– Эрнст Михайлович!
Скрипач открыл глаза, перестал играть и кивнул.
– Можно вас на одну минуту?
Мужчина спустился со сцены и подошел к парню, а его место тотчас занял другой музыкант с гитарой.
– Эрнст Михайлович, – начал говорить журналист, – вы меня не знаете, но чуть больше месяца назад я был здесь, видел ваше выступление и познакомился с одной вашей поклонницей…
– Жанной? –
– Жанной… – произнес Глеб. – Она очень много рассказала о своей жизни… и смерти. Она страдала от неразделенной любви к вам, но боялась вам открыться. Каждую ночь она приходила в этот зал, только чтобы услышать вашу музыку и увидеть вас. Но вы оставались холодны и недосягаемы…
– Так где же она, почему вы молчите?!
– Она ушла… совсем… Она предпочла исчезнуть навсегда, чем сидеть тут изо дня в день и страдать, глядя на вас.
– Не может быть! – ахнул музыкант и, схватившись за бант, стягивающий его шею, попытался его сорвать.
Он медленно опустился на стул и сказал:
– Я все знаю… Я любил ее не меньше, чем она меня, но при жизни я не мог нарушить своего обета, данного жене. А после смерти я боялся говорить о своих чувствах, поскольку знал, что именно я виновен в гибели Жанны. Каждый вечер я пытался донести музыкой свою любовь до этой девушки, но, видимо, она не так меня поняла… Значит, теперь и мне не стоит здесь оставаться. Зачем мне этот зал, все эти люди, если среди них нет Жанны! Лучше я воплощусь в новом теле и все забуду.
Он положил скрипку на стол и с громким вздохом-стоном растаял в воздухе.
Глеб почувствовал себя ужасно плохо.
«Как много теряют люди только потому, что не успели что-то сделать или сказать вовремя!» – подумал он. И тут же вспомнил о Верее и Умиле.
Чтобы совсем не впасть в хандру, журналист немедленно покинул зал и отправился к дому деда Матвея.
Наутро он первым делом выбрался в город и купил себе новый сотовый телефон, затем переставил сим-карту и дрожащими руками открыл папку «фото». Там, в самом низу, находилась та единственная фотография, которую он успел сделать в одиннадцатом веке: он в обнимку с Вереей, которая в ужасе зажмурилась от яркой вспышки света. При воспоминании о девушке сердце парня сжалось от тоски.
– Я постараюсь вернуться за тобой, Верея, – одними губами прошептал он.
После этого он пошел домой и уложил в сумку все вещи. Как раз в это время появились Саня и дядя Коля.
– Уже уезжаешь? – с возмущением воскликнул Александр. – А мне так хотелось с тобой еще поболтать.
– Я скоро вернусь, Сань, – пообещал Глеб.
А затем, обернувшись к таксисту, парень спросил:
– Дядя Коля, до станции довезете?
– О чем разговор, – кивнул мужчина. – Заодно в дороге и поговорим.
– Чур, я с вами еду! – сказал Александр.
– И мы с вами! – произнес, заходя в комнату, хозяин дома. – Мы – это я и Жорик!
Рыжий кот, шипя и фыркая, выскочил из-за занавески.
– Тогда в путь! – заявил Николай и вышел из дому.
Глеб подхватил свои вещи, дед Матвей – Жорика, а Саша просто поспешил к автомобилю…
По дороге все снова оживленно разговаривали, но Глеб отвечал невпопад. Его мысли были где-то далеко. Он ехал и думал, что никогда уже не станет тем прежним парнем – обычным журналистом из редакции детского журнала, который приехал в Великий Устюг, чтобы подробнее узнать о жизни Деда Мороза летом.