Клуб самоубийц
Шрифт:
На следующий день по приезде он пообедал один в военном клубе. Там он встретился кое с кем из старых товарищей, пожал им руки, поговорил, но так как каждый из них был куда-нибудь приглашен на вечер, то Брэкенбюри оказался опять в одиночестве. На нем был вечерний костюм, потому что он предполагал отправиться в какой-нибудь театр. Но он Лондона совсем не знал. Из провинциальной школы он попал сначала в военное училище, а оттуда был выпущен прямо в ост-индскую армию. Теперь он рассчитывал познакомиться с Лондоном, который был для него почти совершенно незнакомой землей. Помахивая тросточкой, он пошел на запад.
Был тихий темный вечер. Временами накрапывал дождь. Смена незнакомых лиц при свете
— Вот все говорят — война, война, — думал он, — а здесь разве не та же война? Разве это не поле битвы для человечества — большое, широкое?
Тут он стал удивляться тому, что вот он идет один по такой обширной и сложной арене, и для него нет ни малейшего шанса испытать хотя бы что-нибудь похожее на приключение.
— Всему свое время, — размышлял он дальше. — Я здесь чужой; быть может, и вид у меня странный. Но этот водоворот втянет со временем и меня.
Стемнело еще больше, и вдруг с шумом хлынул холодный дождь. Брэкенбюри спрятался под деревья. Тут он заметил, что стоявший неподалеку извозчик знаком дает ему понять, что он свободен.
Поручик обрадовался благоприятному случаю и махнул извозчику в ответ тросточкой. Тот подал свой кэб, и поручик уселся в лондонскую гондолу.
— Куда прикажете? — спросил извозчик.
— Куда хотите, туда и везите, — ответил Брэкенбюри.
Кэб с изумительной быстротой помчался по дождю среди путаницы отдельных дач, до того похожих одна на другую — с садиком перед каждой, с плохо освещенными улицами, — что Брэкенбюри, сидя в быстро мчавшемся кэбе, скоро совсем перестал понимать, куда его везут. Одно время ему казалось, что извозчик просто забавляется и катает его себе вокруг одного небольшого квартала, но этому противоречила быстрота езды: извозчик, очевидно, спешил куда-нибудь, имея вполне определенную цель. Поручику вспомнились рассказы о том, как в Лондоне завозят приезжих в разные дурные притоны. Вдруг этот извозчик принадлежит к какому-нибудь разбойничьему товариществу? Вдруг его этак же завезут куда-нибудь и убьют? Такая мысль должна была явиться сама собой, когда кэб вдруг быстро завернул за угол и подкатил к садовым воротам дачи, от которых шла к дому длинная и широкая аллея. Дом был великолепно освещен. В это время от ворот отъезжал другой извозчичий кэб, и Брэкенбюри мог видеть, как какого-то господина впускали в главный подъезд и как его встречали ливрейные лакеи. Поручик очень удивился, что его кэб остановился возле самого дома, но приписал это простой случайности и преспокойно остался сидеть в экипаже, продолжая курить. Но вот открылась форточка вверху кэба, и извозчик сказал:
— Приехали, сэр!
— Приехали? — переспросил Брэкенбюри. — Куда приехали?
— Вы сами же изволили сказать: «Куда хотите, туда и везите», — со смехом отвечал кэбмен. — Вот я вас и привез.
Брэкенбюри удивился, что у извозчика такой приятный и вежливый голос; он вспомнил необычайную резвость его лошади и теперь, кроме того, обратил внимание на роскошную отделку экипажа. Таких извозчичьих кэбов не бывает.
— Я попрошу вас объяснить мне, что это значит, — сказал поручик. — С какой стати вам вздумалось высаживать меня на дождь и среди грязи? Я полагаю, любезный, что сначала следовало спросить меня самого, захочу ли я?
— Я
— Это вы — мистер Моррис? — осведомился поручик.
— О, нет! — отвечал кэбмен. — Мистер Моррис — хозяин этого дома.
— Не совсем заурядный способ собирать к себе гостей, — сказал Брэкенбюри. — Впрочем, отчего чудаку не почудачить немного, если это ни для кого не обидно. А скажите, если я отклоню приглашение мистера Морриса, тогда как?
— В таком случае мне приказано отвезти вас на то место, где я вас посадил, — отвечал извозчик, — и до полуночи высматривать других подходящих особ. Мистер Моррис говорит, что те, кому такое приключение не по вкусу, в гости ему не годятся.
Эти слова заставили поручика решиться.
— Вот и приключение, — подумал он, сходя с извозчика. — В общем, мне недолго пришлось дожидаться.
Выйдя из кэба у ворот, причем едва нашел место, где ступить на тротуар, он стал рыться в карманах, чтобы заплатить за езду, но кэб уже успел сейчас же отъехать и помчался по-прежнему сломя голову. Брэкенбюри крикнул извозчику, но тот не обратил никакого внимания и продолжал мчаться. Но голос поручика услыхали в доме; дверь подъезда опять отворилась, пропустив в сад целый поток света, и к поручику навстречу выбежал лакей, неся для него зонтик.
— Извозчику заплачено, — учтиво объяснил лакей, — не извольте беспокоиться.
И он повел Брэкенбюри сначала по садовой дорожке, а потом по ступеням крыльца.
В передней несколько других лакеев приняли от него палку, шляпу, пальто, дали ему билет с номером и вежливо повели по лестнице, убранной тропическими цветами. Величественный дворецкий спросил его фамилию, проводил его в гостиную и громогласно доложил: «Поручик Брэкенбюри Рич».
Навстречу гостю вышел стройный и удивительно красивый молодой человек, приветствуя его вежливо и радушно. Сотни свечей из самого лучшего воска заливали светом всю комнату, пропитанную, как и антре, ароматом редких и красивых цветущих растений. Открытый буфет был уставлен аппетитными блюдами. Многочисленные лакеи сновали по гостиной, разнося фрукты и бокалы с шампанским. Гостей было счетом шестнадцать человек — все мужчины, только что вышедшие из ранней молодости и, за немногими исключениями, очень представительные и элегантные. Они разбились на две группы: одна толпилась у рулетки, а другая у стола, на котором играли в баккара.
— Очевидно, я попал в какой-нибудь частный игорный дом, — подумал Брэкенбюри, — и извозчик был просто зазыватель.
Он бегло окидывал глазами всю обстановку и делал свои выводы, а хозяин все держал его за руку. Но вот он снова взглянул на хозяина.
При вторичном осмотре наружность мистера Морриса произвела на поручика еще более благоприятное впечатление. Непринужденное изящество его манер, любезность, благородство, мужество, просвечивавшие во всех его чертах, — все это плохо согласовалось с предубеждениями поручика против хозяина игорного ада. Общий тон мистера Морриса обличал в нем человека с положением в обществе и с большими достоинствами. Брэкенбюри почувствовал внезапно сильное влечение к своему собеседнику, и хотя сам бранил себя за свою слабость, однако никак не мог этого влечения в себе подавить.