Клуб убийств по четвергам
Шрифт:
– Да, есть, – говорит Донна.
– Удивительно. – Ибрагим опрокидывает стаканчик вина.
– Мы быстро начинаем скучать, – добавляет Элизабет, тоже опустошив свой бокал. – Упаси нас бог от оконных задвижек, женщина-констебль де Фрейтас.
– Теперь говорят просто констебль, – сообщает Донна.
– Понятно, – пожимает губы Элизабет. – А если я все-таки буду говорить: женщина-констебль?
– Нет, но стану думать о вас чуточку хуже, – отвечает Донна. – Потому что это ведь такая малость, а вы бы оказали мне уважение.
– Черт! Шах и мат. Ладно! – говорит Элизабет и губ больше не поджимает.
– Спасибо, – говорит Донна.
– Угадайте, сколько мне лет, – поддразнивает ее Ибрагим.
Донна колеблется. Ибрагим хорошо одет, у него прекрасная кожа. И пахнет от него замечательно. И в нагрудном кармашке искусно сложенный платок. Волосы редеют, но сохранились. Ни брюшка, ни второго подбородка. И все же, если взглянуть глубже?… Хм-м-м. Донна смотрит на руки. Руки всегда выдают.
– Восемьдесят? – решается она.
И видит, как паруса Ибрагима теряют ветер.
– Да, угадали. Но я выгляжу моложе. Я выгляжу на семьдесят четыре. Все подтвердят. А все дело в пилатесе.
– А вы что о себе расскажете, Джойс? – обращается Донна к четвертой в компании – маленькой седой женщине в лавандовой блузке и сиреневом кардигане. Та сидит с совершенно счастливым видом, упиваясь разговором. Рот на замке, зато глаза блестят. Как притихшая птичка, высматривающая, не блеснет ли что на солнце.
– Я? – отзывается Джойс. – Мне и сказать нечего. Была медсестрой, потом мамой и снова медсестрой. Боюсь, ничего интересного.
Элизабет коротко фыркает.
– Вы ей не верьте, констебль де Фрейтас. Джойс из тех, кто доводит дела до конца.
– Просто я дисциплинированная, – говорит Джойс. – Это теперь не модно. Если я сказала, что буду ходить на зумбу, значит, пойду на зумбу. Такая уж я есть. Из нашей семьи дочка гораздо интереснее. Она заведует хедж-фондом, если вы представляете, что это такое.
– Вообще-то не представляю, – признается Донна.
– И я, – соглашается Джойс.
– Зумба была до пилатеса, – говорит
На протяжении всего ланча Донну глодал один вопрос.
– Можно мне спросить? Я понимаю, что все вы живете в Куперсчейзе, но как вышло, что вы четверо стали друзьями?
– Друзьями? – кажется, Элизабет смешно. – О, дорогая, мы не друзья. Рон хихикает.
– Господи, любовь моя, какие мы друзья! Тебе долить, Лиз?
Элизабет кивает, и Рон подливает вина. Пошла в ход вторая бутылка. Времени 12:15.
Ибрагим поддерживает.
– Не думаю, что здесь подходит слово «друзья». Мы не стали бы просто так общаться, у нас очень разные интересы. Рон мне, пожалуй, нравится, но с ним бывает трудно.
Рон кивает.
– Еще как трудно!
– А у Элизабет слишком обескураживающие манеры. Элизабет кивает.
– Боюсь, что так и есть. Я всегда была не на всякий вкус. Еще со школьных лет.
– Джойс мне нравится. Думаю, Джойс нам всем нравится, – говорит Ибрагим. Рон с Элизабет снова согласно кивают.
– Спасибо, конечно. – Джойс гоняет горошины по тарелке. – Вам не кажется, что пора бы уже кому-то изобрести плоский горошек?
Озадаченная Донна пытается разобраться.
– Но, если вы не друзья, то что же?
Донна видит, как Джойс, подняв глаза, качает головой на остальных – совершено невероятное собрание.
– Ну, – говорит Джойс, – во-первых, мы, конечно, друзья, просто до них тут немножко с запозданием доходит. И во-вторых, констебль де Фрейтас, если в приглашении это не прозвучало, так только по моей оплошности. Мы – Клуб Четверговых Убийств.
У Элизабет от красного вина стеклянно блестят глаза; Рон почесывает татуировку «Вест Хэм» на шее, а Ибрагим полирует и без того блестящий манжет.
Ресторан понемногу заполняется, и Донна – не первая из посетителей Куперсчейза, думает, что это не худшее место для жизни. Она убить готова за стаканчик вина и свободный день.
– А еще я каждый день плаваю, – заключает Ибрагим. – Чтобы сохранить упругость кожи.
Конец ознакомительного фрагмента.