Клубничная жвачка. Первая любовь
Шрифт:
– Но скорость любишь больше?
– с хитрецой поглядывает на меня Алиса.
– На самом деле не совсем так. Скорость это больше по части Демьяна. Он любит экстрим. Когда-то этот фактор свел нас вместе. Демьян по малолетству любил гонять на байке, и однажды на одном из пешеходных переходов он просто… меня сбил.
– Он просто тебя, что?
– обычно Алиса говорит тихо, но сейчас она практически закричала и ошарашенно вытаращила на меня глаза.
– Ты не подумай, он не один виноват в том, что я повредил ногу. Я и сам тогда не смотрел по сторонам. Это было просто ужасное стечение обстоятельств,
– И как давно вы дружите?
– Алиса сжимает и разжимает ладони, видимо, пытается переварить свалившуюся на нее информацию.
– Несколько лет. Когда Демьян улетел к родителям, то исчез с радаров на два года, и мы почти не общались, но как только он вновь вернулся, мы снова стали часто зависать вместе.
– Я не знаю, что у него на душе. Иногда мне кажется, что все, что он вытворяет - это такой метод заглушить ту боль, которую он прячет где-то глубоко в сердце. У него непростые отношения с родителями, а дядя Алекс - единственный, кто старается сделать из него человека. После того раза Демьян стал менее горяч и более осмотрительным на дороге. Байк свой мне отдал, когда у меня нога зажила, а сам перешел на четырехколесный транспорт.
Мы настолько близко друг от друга, что при каждом движении у нас есть возможность нечаянно коснуться руками. И эта мысль не дает мне покоя. Убираю руки в карманы шорт, чтобы не поддаться искушению. И как оказывается, совсем не вовремя.
– Осторожно! – Алиса, спотыкаясь о камешек, летит вперед, и я успеваю ее подхватить.
– Спасибо, - застенчиво произносит она и, разжимая пальцы, делает шаг назад. После чего кожа начинает гореть в тех местах, где только что были ее руки.
Алиса одета в легкое платьице с коротким рукавом. Оно снова красное, как тогда, при нашем знакомстве на крыше. Ей, кстати, очень идет этот цвет.
За разговором время проходит быстро. И сами того не ведая, ноги приводят нас к причалу, где над водой кружат чайки, выискивая свою добычу.
Этот пляж дикий, здесь редко кто купается и практически нет людей, разве что несколько мальчишек у берега, бросающих в воду камни. Можно смело погружаться в свои мысли, наслаждаясь мелодией моря и музыкой, что льется с тех пляжей, которые находятся дальше отсюда.
Я смотрю на Алису, которая в этот момент, прикрыв глаза, вдыхает соленый морской воздух.
– Медитируешь?
– Думаю, пора отпустить тревогу. В последнее время слишком напряжена из-за предстоящего отчетного концерта, - отвечает на мой вопрос девушка.
– Я наслышан о том, что ты легендарная пианистка. Разве тебе есть смысл волноваться?
Видимо, Алисе мой вопрос показался забавным. Она издает короткий смешок:
– Да, музыка - это мое все. В этом я нашла свое призвание. Когда я сажусь за инструмент и начинаю играть, я становлюсь птицей. Улетаю далеко в горы и парю высоко над землей. Или индеец, который совершает свой ритуальный танец. Несмотря на это, всем людям свойственно ошибаться, и я не исключение. Страх - это врожденный эмоциональный процесс, и не всегда удается его контролировать. Я, как и многие другие люди, боюсь споткнуться и оступиться. Особенно в те моменты, когда играю на публику, зрителю.
–
Алиса, слегка задумавшись, отводит взгляд в сторону и спустя минутное молчание, меняет тему разговора.
– Ты часто бываешь здесь?
– На этом берегу впервые. А ты?
– А я плохо плаваю и поэтому стараюсь бывать только на общественных пляжах, где много людей.
Мы отходим от берега и приближаемся к бетонным ограждениям, на одном из которых выведена черным маркером фраза «Сквозь грозы сияло нам солнце…». Кое-где краска отшелушилась, и поэтому не все буквы четко видны.
Алиса снимает с плеча свой рюкзачок и вынимает из него маркер.
– Что ты делаешь?
– любопытство подстегивает мой интерес.
– Не хочешь тоже оставить свой очерк для предков?
– интересуется она.
– Ленина[2] будем рисовать?
Раздается звонкий смех. Вот черт! Да эта девчонка даже смеется красиво! И делает это так искренне, честно и откровенно.
Один миг, всего лишь один, и ты сразу понимаешь, что перед тобой вот она, та самая. Достаточно взгляда, чтобы влюбиться в эти тонкие музыкальные пальцы или наблюдать за изящным изгибом шеи и тонуть в глазах, что водная гладь ручейка. И стоит только в них погрузиться, ты уже, считай, пропал.
– Если у тебя нет такой же суперспособности великого художника, как у моей подруги Даши, то боюсь тебя огорчить, у нас ничего не получится. Потому что… я совсем не умею рисовать.
– Вот это да! У нас есть что-то общее, не считая любви к высоте. Я ведь тоже не умею рисовать. Ну, только немного геометрические формы там, круг, квадрат и все такое.
– Дааа… с таким талантом ты точно не пропадешь.
– Ай.. дай сюда, - подхожу чуть ближе к Алисе и выдергиваю у нее из руки маркер, беру в зубы колпачок, уверенно выводя на стене музыкальный инструмент и сидящую за ним девушку, что полностью увлечена своей игрой. Еще пару штрихов и над роялем летят, словно птицы в небе, символы в виде нот.
– Ох!
– издает тихий вздох Алиса, когда я поворачиваюсь к ней лицом и замираю.
Сейчас мы находимся на расстоянии одной клавиши, нажав на которую, многое поменяется. Алиса ведет пальцами по линиям рисунка. Она делает это так осторожно, будто бы перед ней хрупкий предмет, стараясь его не разбить. Ее голубые и такие светлые, как небо на рассвете, глаза внимательно изучают каждый штрих и черточку, а ресницы чуть подрагивают, когда она переводит свой взгляд на меня.
– И откуда только ты вообще взялась, коротышка… - шепчу я, словно читаю молитву.
Смотрим друг другу прямо в глаза, не моргая. Так пристально и неподвижно. Алиса переводит взгляд ниже, на губы, и я чувствую невероятные толчки в области грудной клетки. Она протягивает руку и забирает колпачок, нечаянно задевая ногтем мою губу, отчего в глазах вспыхивает пламя.
– Мне пора, - произносит Алиса, расстегивая молнию на рюкзаке.
– Позволь тебя проводить?
– Ты мне солгал, и поэтому мой ответ: нет!
– резко бросает она.
– Что? Когда?
– Сказал, что рисовать не умеешь, а сам портрет изобразил всего за минуту.