Клянусь, я твой
Шрифт:
— Я взяла посмотреть рисунки Оливии, ты не против?
— Ким, ну что ты как маленькая, — выдыхая, Кейн качает головой, он подходит ко мне и садится рядом, стянув с тумбочки оставшиеся книги. — Я же сказал: можешь делать и брать, что хочешь. Чувствуй себя как дома. Если на то пошло, — он делает глубокий вдох, глядя мне в глаза. — Это и твой дом тоже.
Я резко втягиваю воздух. Что-то меняется, я это чувствую, мою грудь словно стягивают невидимые путы. Я ставлю тетрадь на место, кусая губу, и остервенело качаю головой, чувствуя бессильную злость.
—
Что-то мгновенно меняется между нами, в светлых глазах зарождается что-то дикое, первобытное, его зрачки расширяются, мышцы у него на руках слегка подрагивают от напряжения, Кейн резко подрывается с места, и в этот момент вдруг по воздуху доносится громкое:
— Я готова!
Мы все замираем на несколько долгих мгновений. Кейн медленно выдыхает, а затем разворачивается, и я осторожно направляю глаза, видя перед нами малышку, и вправду готовую и, судя по улыбке, ничего не подозревающую.
— Оливия, иди и садись в машину, — голос Кейна, ставший вдруг твердым и ледяным, заставляет даже меня боязно поежиться. Очевидно, посчитав разумнее послушаться, чем устроить очередной демарш, Оливия без вопросов выходит из дома, перед этим вопросительно выгнув брови и коротко переглянувшись между нами.
В комнате повисает плотная тишина. Долгая, тягучая, она давит на меня, словно огромная стена. А затем я осторожно зову:
—Кейн?
— Чувствуй себя, как дома, — бросает Кейн через плечо, зло скрипнув зубами, он поворачивает голову вперёд, а затем уходит, сильно хлопнув входной дверью.
28
А я ведь знаю, почему она так со мной. Знаю. И ненавижу себя за это. Ты не простила меня, моя любовь, да я и сам бы никогда в жизни себя не простил. Всё ведь было не совсем так, как кажется на первый взгляд, не так ли?
Правда бьёт куда более больнее, чем я ожидал. Ты предатель, Кейн Тернер, и пора тебе уже посмотреть самому себе в глаза в отражении и признать это.
Солнце светит слишком ярко, светлые лучи расползаются слишком быстро после явной непогоды, высушивая дождевые лужи, пока я веду за руку Оливию, выбираясь из этого кишащего гомоном цветочного рынка, где люди громко торгуются с продавцами.
— Это цветы для Кимберли?
— Нет, малышка, они не для нее.
— А для кого тогда?
Что-то заставляет меня резко остановиться, когда я вижу впереди знакомую белую дверь на углу пятиэтажного здания и вывеску над ней. К ней по большей мере идти метров двадцать. Я делаю глубокий вдох и опускаюсь на корточки перед Оливией.
— Послушай, вчера мы с тобой очень плохо поступили с твоей преподавательницей. Ты была очень непослушной, устроила драку, а я накричал на нее. Думаю, нам обоим стоит извиниться.
Обычно с этим никаких проблем, — цветы, какая-нибудь побрякушка и они тают, даже если я крупно провинился. Я привык извиняться перед
— Добрый день, мистер Тернер, — бодро здоровается молодая преподавательница, поспевая к нам, едва мы показываемся в танцевальной студии. Сегодня здесь на удивление тихо, а ещё мало учеников. — Здравствуй, Оливия. О-ох, какой милый букет! Хочется верить, что он для меня.
Да, я сам в шоке. Хотя, букет не сильно уж большой, — пять аккуратных тюльпанов, завёрнутых в милую цветную обёртку. Как по мне, — то, что надо для извинений, но недостаточно, чтобы ошибочно посчитать это за мнимые ухаживания. Да, то что надо.
— Прошу прощения, что накричал на вас вчера. Дети иногда бывают такими непослушными…
— Это точно. Иногда они те ещё непоседы. Но что поделать, дети — цветы жизни. Кстати, я очень люблю тюльпаны.
— Ах да, это вам.
— Это очень мило с вашей стороны, — девушка с мягкой улыбкой проговаривает в цветы, уже вдыхая их аромат. Я пару секунд наблюдаю за ней, пытаясь отыскать на ее лице проблески вчерашней обиды, но к счастью не нахожу.
— Что же, надеюсь, наш конфликт исчерпан и вы не обижаетесь на меня? Учтите, я все равно доверяю вам свое сокровище и надеюсь, что такого больше не повторится, — я опускаюсь на корточки перед малышкой: — Оливия, пообещай мне, что не станешь затевать драку только потому что кто-то как-то некорректно выскажется в твою сторону. Как я тебя учил, ну?
Малышка закатывает глаза и тяжело вздыхает, лениво проговаривая, копируя мой тон, которым я ей часто об этом напоминаю:
— Не обращать на них внимания, а если они пристанут, сказать тебе и ты всё уладишь.
— Верно. Помни, малышка, пока у тебя есть я, никто не сможет тебе по-настоящему навредить.
— Как здорово, — девушка аккуратно вмешивается, осторожно приобняв одной рукой малышку за плечи. — Видишь, какой у тебя замечательный брат. Давай, Оливия, беги переодевайся, а мы с твоим братом пока кое-что обсудим.
Оливии явно второй раз повторять не нужно, она забирает у меня свой рюкзак и уже без промедления топает по направлению к раздевалке. Что бы кто ни говорил, но вот танцевать она по-настоящему любит.
— Что такое? — спрашиваю я, едва Оливия исчезает из поля зрения, тревожно глядя на учительницу. — Уже пора вносить оплату за следующий месяц? Простите, у меня совсем вылетело из головы и…
— О нет-нет, не беспокойтесь, — девушка мягко останавливает меня, накрыв мои руки своей ладонью, когда я в спешке вытягиваю кошелек из кармана брюк. Я застываю на миг, чувствуя неправильное тепло от ее кожи, моргаю, а затем кладу его обратно. И жду.
— Простите, может я лезу не в свое дело… — девушка слегка мнется, из-за чего мной овладевают смутные подозрения. — Но могу я поинтересоваться, что с ее… кхм, с вашими родителями? Они ведь явно не умерли.