Клятва француза
Шрифт:
«Тягун! – обреченно подумала она. – Вот о чем предупреждал Филипп!» Серфингист сказал, что надо плыть вправо или влево, а еще лучше – держаться на поверхности. У Дженни не хватило бы сил доплыть до берега, девочка и так очень устала.
– Дженни! – крикнула Лизетта и закашлялась: морская вода попала ей в рот. – Держись на поверхности!
В голосе прорезались истерические нотки, самообладание покинуло ее, хотя во время войны Лизетту готовили к самым неожиданным ситуациям. Соратники называли ее Снежной королевой: она видела жуткие убийства, перенесла допросы гестаповцев и даже бесстрашно соблазнила одного из врагов,
Лизетта усилием воли отвергла ужасающие мысли и воспоминания о предупреждениях Люка. Прежде всего надо было помочь Дженни. Лизетта старалась не сопротивляться призрачному течению, увлекающему ее в открытое море. Расстояние между ней и Дженни не увеличивалось, но и не уменьшалось. Лизетта упорно плыла к дочери.
Дженни, держась на плаву из последних сил, следила за медленным приближением матери. В глазах девочки застыл страх. Лизетта боялась оглянуться, узнать, как обстоят дела с Гарри. У него была доска для серфинга… Может быть, ему удалось поймать волну, и он добрался до берега, позвал на помощь? Лизетта продолжала двигаться к Дженни. Наконец они оказались в пределах слышимости.
– Дженни! – окликнула Лизетта. – Слушай меня внимательно…
– Мама! – всхлипнула девочка, захлебываясь морской водой. – Я больше не могу… Я тону.
– Нет, не тонешь! – воскликнула мать. – Дженни, держись на поверхности!
Дженни зарыдала, ушла под воду, но, барахтаясь, вынырнула, держа голову над водой.
Из глаз Лизетты струились горькие слезы, смешиваясь с горько-солеными волнами, не знающими жалости. Сил у Лизетты не осталось, однако она настойчиво подбадривала дочь, заставляла ее бороться за жизнь.
– Ты устала, – ровно произнесла Лизетта. – Держись на поверхности. Перевернись на спину.
– Я утону!
– Нет, ты знаешь, как держаться на поверхности воды. У тебя лучше всех получается. Ложись на спину, смотри на небо и держись на поверхности. Смелее, не бойся.
– Мама, мамочка! – закричала Дженни.
– Вот так, повернись на спину, не сопротивляйся течению. Молодец! А на берегу нас Нелл дожидается, с мороженым… И Гарри наверняка уже там. Филипп сказал, что течение принесет нас на берег… – торопливо говорила Лизетта. Она замерзла и устала, силы были на исходе.
– Мам, ты тоже держись на поверхности! – взмолилась Дженни.
– Молчи, береги силы!
Что-то сильно ударило Лизетту в бок. На мгновение ей почудилось, что это акула, и тут же сердце кольнул ужас: на волнах покачивалась доска для серфинга. От испуга Лизетта захлебнулась, ушла под воду. Страх не отпускал. Руки и ноги словно налились свинцом. Лизетта боялась, что Дженни заметит доску брата, но течение уже увлекло девочку в сторону. Доска для серфинга проплыла мимо, Лизетта не успела даже схватиться за нее, чтобы спасти себя и дочь. Лизетта лихорадочно огляделась по сторонам: Гарри нигде не было видно. Почему он избавился от доски? Решил, что без нее быстрее доберется до берега? Внезапно Лизетта заметила сына, который безуспешно боролся с тягуном, стараясь преодолеть призрачное отбойное течение. Дженни каким-то чудом приближалась к берегу. Лизетта до крови закусила губу и призвала на помощь всю свою решимость, чтобы спасти сына. Она бросилась к Гарри, не зная, попала ли в тягун или плывет по его
Течение несло Лизетту прямо к Гарри, словно бросая вызов материнской целеустремленности, грозя утопить обоих.
– Гарри! – выкрикнула она. Онемелые руки будто налились огнем и отяжелели, на поверхности Лизетту удерживали только лихорадочные движения ног.
Сын еле держал голову над водой, задыхался и захлебывался.
– Расслабься, мой мальчик. Не сопротивляйся течению, – подбодрила Лизетта.
– Мы утонем, – всхлипнул он, глядя на мать испуганными глазами, воспаленными от слез и морской воды.
– Нет, что ты! – воскликнула она и схватила его за руку, притянув к себе. – Не бойся, Дженни позовет на помощь.
Гарри захлебнулся и ушел под воду. Лизетта, чувствуя, что силы ее оставляют, вытянула сына на поверхность.
– Держись, мой мальчик, – умоляюще прошептала она, глотая слезы и ненавидя себя за слабость.
– Мамочка, прости меня! – пролепетал он.
Лизетта прекрасно понимала, что и она, и сын обессилены, что они не смогут плыть параллельно берегу. Держаться на поверхности больше не удавалось. Дженни повезло, тягун выпустил ее из своих цепких объятий и вернул на берег, но отбойное течение по прежнему уносило в открытое море Гарри с Лизеттой.
Гарри из последних сил цеплялся за мать, тянул ее за собой, под воду. Лизетта понятия не имела, что происходит на берегу. В любом случае, помощь придет слишком поздно. Лизетта не представляла себе жизни без любимого сына: лучше умереть с ним, чем смириться с его смертью.
Ей захотелось, чтобы Люк чудесным образом возник посреди бушующих волн и спас жену и сына из океанских глубин. Ведь когда-то он чудом отыскал Лизетту среди развалин освобожденного Парижа и спас ее от рук разъяренной толпы… Неужели он не отыщет ее в заливе Клифтон-Бич?
Внезапно она вспомнила, как всего полчаса назад сказала: «Если я сегодня умру, то с чистым сердцем признаю, что прожила счастливую жизнь». Да, она прожила счастливую, хотя и очень короткую жизнь и преисполнилась благодарности за дарованное ей последнее десятилетие, полное любви, ласки и лаванды. Она всегда подозревала, что умрет насильственной смертью, как ее родители, как все те, кого она любила… Кроме Люка и детей. От напастей Люка хранит лаванда, а их дети свободны от проклятия… Вот только Гарри не спасти.
Волна захлестнула их с головой. Лизетта, отплевываясь, вынырнула на поверхность, но Гарри погрузился в глубину. У Лизетты не оставалось ни сил, ни желания бороться с безжалостным океаном, поглотившим сына: она в последний раз вздохнула и с безмятежной легкостью ушла под воду. В угасающем сознании мелькнуло воспоминание о бесформенном кошмаре, мучавшем ее перед рождением Дженни. Вот что он символизировал: горькую, безысходную утрату, не сравнимую ни с чем – ни со смертью родителей, ни с гибелью Маркуса, ни с расставанием с бабушкой и дедушкой. Даже любовь к мужу не выдерживала сравнения с любовью к детям, особенно к сыну. Материнская любовь оказалась сильнее жажды жизни: легче было умереть, чем примириться со смертью Гарри. Опускаясь в холодную океанскую глубину, Лизетта надеялась, что Люк поймет ее поступок и простит ей еще одну безвременно унесенную жизнь – нерожденного ребенка.