Клятва королевы
Шрифт:
С приходом зимы случилось то, чего я не могла добиться молитвами, — воюющие группировки оказались в безвыходном положении. Энрике вернулся в Сеговию, бледный и осунувшийся; он едва замечал меня во время тусклых рождественских празднеств, а после праздника Богоявления уехал в свое охотничье поместье в Мадриде, где и остался «в обществе сладких мальчиков и грязных животных», как издевательски заметила Жуана.
Пребывая в уединении в Сеговии, я похудела и не находила себе места. Мне приходилось сидеть вместе с Жуаной и ее фрейлинами во время их глупых развлечений, когда королева без меры пила вино
Когда растаял снег, война возобновилась. Беатрис узнала у Кабреры, что несколько городов, включая Толедо, продолжали поддерживать Альфонсо. В Толедо находилось архиепископство Каррильо, самое старое и богатое в Кастилии, и статус этого человека побудил многих наших грандов встать на сторону мятежников. Энрике терял позиции, но я жила в постоянном страхе получить известие о смерти Альфонсо. В глубине души я продолжала верить, что Бог покарает тех, кто стремился низложить законного монарха.
Я начала поститься, решив, что освященный временем ритуал даст необходимое утешение. Беатрис убеждала меня поесть, говоря, что я не вынесу истощения, но я неделями пила лишь воду, пока однажды холодной мартовской ночью Беатрис внезапно не разбудила меня.
Приложив палец к губам, она набросила мне на плечи плащ и повела мимо спящей горничной в коридор, через алькасар в ледяную ночь. Перейдя большую площадь, мы оказались перед собором.
Там нас ждал Кабрера. Я не видела его уже несколько месяцев, и мне очень его не хватало. Но он не дал мне ничего сказать, лишь прошептал, когда мы вошли в похожее на пещеру нутро собора:
— У нас мало времени. Настоятель монастыря Санта-Крус просит встречи с вашим высочеством; говорит, у него важные новости. Но вам следует поторопиться. Если королева узнает, что я позволил вам встретиться с ним, она лишит меня должности.
Я кивнула, дрожа от холода. Что могло случиться такого важного, что настоятель старейшего доминиканского монастыря в Сеговии пожелал встречи посреди ночи? Видя поднимающийся от дыхания пар и слыша зловещее эхо собственных шагов, я направилась в сторону деревянного алтаря. Перед образом скорбящей Девы Марии мерцали свечи, отражаясь в хрустальных слезах на Ее щеках и золоченой рукоятке кинжала, торчавшего из закутанной в бархат груди. В воздухе чувствовался запах старых благовоний, который не мог рассеять даже холод.
Я едва различила незнакомца, что ждал в тени. Он стоял, сложив на груди длинные жилистые руки, худой и высокий, с угловатой фигурой аскета, на плечи накинут черный плащ. Задумчивый взгляд необычных серо-голубых глаз подчеркивали широкий приплюснутый нос и тонкие губы. Наклонив голову с выбритой макушкой, он произнес ровным, негромким голосом человека, который привык к строгим ограничениям и укротил буйство плоти:
— Ваше высочество, я брат Томас де Торквемада. Для меня большая честь познакомиться
Я плотнее закуталась в плащ:
— Мне сказали, вы хотели со мной поговорить?
Он кивнул:
— Прошу прощения, вам, должно быть, холодно. Идемте, сядем возле свечей. Хотя свет их слаб, близость к нашей Богоматери вас согреет.
Я присела рядом с ним на скамью. Он долго молчал, глядя на страдальческое лицо Девы Марии, затем сказал:
— Как я понимаю, вы живете в Сеговии уже почти два года без личного духовника. Однако, когда я предложил свои услуги, мне отказали.
— Вот как? — ошеломленно сказала я. — Я не знала. Мне никто не говорил.
Он перевел на меня немигающий взгляд. От него исходила энергия, даже когда он не шевелился.
— Откуда вы могли знать? Я обращался с прошением к королю. Но его не заботило благополучие вашей души. Скорее, наоборот, судя по его поступкам. Однако, несмотря на все их попытки, вы, похоже, твердо держитесь посреди здешнего разврата. У вас чистое сердце.
Я больше не ощущала холода. Чувствовала себя так, словно меня… признали.
— Но на вашу долю выпали тяжкие испытания, — продолжал он. — Вы молоды и неопытны; если бы не ваша вера, вы уже могли бы сдаться, предаться распутству и роскоши, поддаться искушению, даже если бы это означало утрату милости Божьей.
Я уставилась в мраморный пол.
— Это было нелегко, — тихо сказала я.
— Верно. И тем не менее вам следует оставаться чистой, ибо от вас потребуется еще многое. Вы должны положиться лишь на собственные убеждения, зная, что даже в самый тяжкий час Господь нас не покинет. Должны поверить, что Он не позволит лжекоролю править Кастилией.
Я подняла взгляд. В его голубых глазах словно пылал огонь — единственный признак каких-либо чувств на бесстрастном, словно скульптура, лице.
— Откуда вы знаете? — спросила я. — Откуда вы можете знать?
Настоятель вздохнул:
— Сомнение — служанка дьявола, посланная, чтобы заманить нас на путь погибели. Энрике Четвертый оставил собственный трон; он прячется, даже когда его страна становится добычей безбожников. Наша Церковь пронизана гнилью; монахи и монахини презирают священный обет, предаваясь мирскому греху; еретики свободно вершат свои отвратительные ритуалы, а неверные безнаказанно нападают на наши южные земли. Процветают разлад и анархия, ибо народ наш подобен овцам без пастыря. Король все знает, но ничего не делает, чтобы это прекратить. Он отвернулся от своего долга, бросившись в объятия собственной слабости. А теперь он собирается поставить над нами бастарда, отобрав право на трон у того, кто мог бы принести нам спасение. Что бы вы ни думали, моя инфанта, — не сомневайтесь, король обречен.
Подобные слова об Энрике я слышала прежде лишь от матери, и часть моей души отказывалась их принимать, ибо мне не хотелось видеть брата в столь позорном свете. Однако, несмотря на все мои усилия, я понимала, что суровая оценка Торквемады во многом схожа с моей. Энрике был пропащей душой, человеком, не способным нести бремя короны.
— И тем не менее он мой король, — наконец сказала я, — поставленный на царство Богом и нашими кортесами. Вы хотите, чтобы я отреклась от священного долга его сестры и подданной?