Клятва королевы
Шрифт:
Я вспомнила тот день, когда они с Хироном ворвались в зал в Сеговии, угрожая Энрике, и поняла — он вовсе не уверен, что я не ввяжусь в драку. Явился, чтобы оценить мою готовность и выяснить все мои слабые и сильные стороны. Вне всякого сомнения, он уже предназначил меня в жены кому-то еще; я представляла себе его ухмылку, с которой он мне об этом сообщит. В конце концов, однажды меня без долгих разговоров уже убрали с дороги, открытой для любых его амбиций. Я вспомнила, что у него есть сын. Возможно, Вильена начал строить планы, намереваясь
При мысли об этом мои кулаки непроизвольно сжались и слова сами собой сорвались с губ:
— Я никогда не забывала о своем священном долге, сколь бы недостойной его себя ни считала. Я предавалась не удовольствиям, но размышлениям о событиях, приведших меня на этот путь. Хотя я оплакиваю своего покойного брата, инфанта Альфонсо, как преданная сестра, могу сказать, что все обдумала и верю всей душой: пока жив король Энрике, никто другой не может претендовать на его корону. Возможно, будь у Альфонсо наставники получше, он понял бы то же, что и я, и тирания не разделила бы королевство, а народу его не пришлось бы столь страдать. Подобное неугодно самому Господу, и я считаю, что именно оно привело к гибели Альфонсо.
Я замолчала и перевела дыхание. Каррильо попятился, но я заметила тень одобрения во взгляде Мендосы и нескрываемую ярость в глазах Вильены.
Я продолжила, прежде чем кто-либо успел мне помешать:
— И потому прошу вас, сеньоры, с должным смирением — верните королевство моему брату дону Энрике и восстановите мир в Кастилии. Меня вполне устроит титул принцессы Астурийской, наследницы трона, и пусть продлится правление нашего монарха короля Энрике.
Дело было сделано. Я стояла, высоко подняв голову, посреди мертвой тишины. Первым ее нарушил Мендоса:
— Ваше высочество, вы мудры не по годам. Вы действительно желаете, чтобы мы передали ваше мнение королю?
— Да, — ответила я.
Он кивнул и направился к выходу. Секретарь, что записывал мои слова на пергаменте, поспешил за ним. За ними, коротко поклонившись, последовал Вильена. Я не сомневалась, что Мендоса сделает все возможное, чтобы передать мои истинные слова Энрике, не исказив их ради очередного гнусного заговора, на что вполне был способен заблудший разум Вильены.
Архиепископ Каррильо долго смотрел на меня, сузив глаза, прежде чем кисло усмехнуться:
— Отличная работа. Ты меня почти убедила. Даже дипломат не справился бы лучше — выиграла для нас время, нужное для разработки дальнейших планов.
Подойдя к креслу, освободившемуся после секретаря Мендосы, я спокойно села. Каррильо достал из сумки пачку бумаг и бросил передо мной на стол:
— Это письма из разных городов, с предложениями поддержать твои претензии на трон. Сеговия, естественно, пока пребывает в нерешительности, но, уверен, как только ты заявишь о своих намерениях, она последует примеру остальных. Твой брат боролся за
— Я уже заявила о своих намерениях, — ответила я, не глядя на письма.
Каррильо фыркнул:
— Этому глупцу Вильене — возможно, но ты же не бросишь все то, за что мы боролись последние четыре года. Альфонсо не мог умереть напрасно.
— Альфонсо умер, поскольку ему не позволил жить Господь. — Я резко встала, повернувшись к нему лицом. — Господь покарал его, ибо он желал занять трон законного короля. То был Божий гнев, и я, монсеньор архиепископ, не стану его на себя навлекать.
Он плотно сжал губы. Я внезапно вспомнила тот день, когда он пришел ко мне в монастырский сад. Каким неукротимым он казался! Тогда я его боялась, а отчасти продолжала бояться и сейчас, но теперь я знала — если покажу свой испуг, это ничем мне не поможет. Каррильо питался моими страхами. Все его существование зависело от моей покорности.
— Хочешь сказать, ты на самом деле имела в виду то, что говорила? Действительно готова от всего отказаться из-за каких-то девичьих представлений о гневе Божьем?
— Называйте как хотите. Я не стану лгать и не стану поводом для дальнейших раздоров. Если мне предстоит унаследовать трон, я должна взойти на него с чистой совестью, а не ценой крови невинных жертв.
— Совестью! — Он ударил кулаком по столу. — Как насчет совести Энрике, а? Как насчет того вранья, что он говорил, лживых заявлений, что он провозглашал? Он забрал тебя у матери, чтобы запереть во дворце, объявил наследницей бастарда и, возможно, отравил твоего брата. Хочешь, чтобы его шлюха-королева украла у тебя то, что принадлежит тебе по праву?
Я взглянула на его сжатый кулак, на мгновение вспомнила бросающую в дрожь сцену из детства — человека за троном моего отца, который протягивает руку, касаясь его плеча… А потом вспомнила самого Каррильо, чья рука лежала на плече Альфонсо, когда вокруг нас рушился мир, уводя брата от меня к мятежу, восстанию, гражданской войне и хаосу.
К смерти.
Мне не хотелось разделить судьбу отца или братьев, превратиться в марионеточного правителя, в добычу таящихся за спиной теней. Но именно таковой могла стать моя судьба, если я тщательно не выберу путь, которым буду следовать начиная с сегодняшнего дня. Каждый мой шаг мог привести к славе или трагедии; любой мой выбор имел свои последствия. Судьба моя находилась в моих собственных руках.
— Вы забыли, с кем разговариваете, — наконец сказала я. — Теперь я наследница Кастилии и вполне могу принимать решения самостоятельно.
Я уже направилась к двери, когда услышала, как он проговорил сквозь зубы:
— Если ты откажешься поддержать нашу цель, на какую защиту с моей стороны сможешь рассчитывать? Будь ты наследницей или нет, за тобой все равно придут, заставят выйти замуж за португальского принца и отправят в изгнание до конца жизни. Ты никогда не будешь здесь править, ибо за тебя уже все решили.