Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Некоторые руки могут просто существовать и вызывать эмоции.
У Сайласа такие руки.
Что лично для меня является самым прискорбным событием в мире.
Сегодня утром, пока он варил кофе, что он делает каждое гребаное утро, с раздражающей пунктуальностью наливая свой дурацкий кофейный сок34, я наблюдала за ним из комнаты Лилак.
Технически это наша комната, поскольку мы живем в одной комнате, потому что я отказываюсь делить с ним постель. Я прикушу язык и буду спать на кровати, которая стоит напротив кровати
В общем, его руки.
Было ровно пять утра, а я все еще не могла уснуть. Что не ново – я никогда не сплю, а если и сплю, то не всю ночь напролет. Мой разум будит меня в любое время, просто чтобы напомнить, какой страшной может быть темнота.
Я не была уверена, лег ли Сайлас спать или у него, как и у меня, хроническая бессонница. Иногда в ночной тишине я ничего не слышу из его спальни, а в другие ночи я слышу, как со скрипом открывается дверь его спальни, прежде чем открывается дверь в подвал, и он исчезает в своей пещере, возвращаясь только в пять утра, чтобы сварить себе кофе.
И вот сегодня утром я смотрела на него из своей комнаты, на коленях у меня лежал этюдник, и все, на чем я могла сосредоточиться, – это его руки. И мышцы спины. Они пульсируют и вздуваются при каждом его движении. Хорошо очерченные, равномерно распределенные, они проступают вдоль позвоночника и переходят в узкую талию. Золотисто-коричневая кожа испещрена тенями от солнечного света.
У Сайласа Хоторна охренительно узкая талия.
Но его руки.
Руки у Сайласа большие, с широкими ладонями и длинными пальцами, которые двигаются с неуловимой грацией, когда он готовит кофе. Вены под его кожей вздымаются, словно горный хребет, проходя по костяшкам пальцев и переходя в запястья на руках.
Они сжимают и удерживают вещи с такой силой, но с такой мягкостью, какой я никогда не видела.
От его рук у меня в животе завязывается узел.
Желание почувствовать их на себе, желание, потому что один только взгляд на них заставляет меня вспомнить его прикосновения. Каждую секунду.
Все утро я потратила на то, чтобы привести в порядок свою художественную студию к сегодняшнему благотворительному мероприятию «Света», и все, о чем я могла думать, развешивая декорации, – это его гребаные руки на моем теле и ночь в его кабинете.
Когда завеса теней скрывала нас от посторонних глаз, а наши руки исследовали опасную территорию. По позвоночнику пробегает дрожь, сердцевина сжимается, словно я чувствую, как холодный металл его пистолета прижимается к моей разгоряченной коже.
Прошло три дня.
Он спокойно позволяет мне держать дистанцию, ни разу не затронув эту тему в случайных разговорах, которые нам приходится вести, когда мы оба сталкиваемся после возвращения домой с работы. Обычно он приходит домой позже меня и всегда задает один и тот же вопрос, когда входит в дверь.
– Вы двое ели?
Лилак всегда отвечает либо «да», сообщая,
Это чертовски болезненно по-домашнему.
Они сдружились без моего согласия. Раньше я не предполагала, что это станет проблемой, потому что они такие разные. Лилак шумная, постоянно бросается в глаза своей жизнерадостной натурой, а Сайлас... ну... не такой.
Вчера я пришла домой и обнаружила их в гостиной, оба сидели на полу с шахматной доской между ними. Он пытался научить ее, в то время как она постоянно ставила телевизор на паузу, чтобы углубиться в самоанализ каждой из своих любимых сцен из фильма «Движение».
Сайлас молчал, кивая головой, пока она говорила, но не в том смысле, что игнорировал ее, успокаивая, пока она не закончит. Нет, когда она делала паузу, он задавал вопросы. И я буквально видела, как сестра загоралась, отвечая.
Нет ничего, что она любила бы больше, чем людей, которые слушали бы ее текущие теории и убеждения. Это ее язык любви.
А мой язык любви – это когда люди хорошо относятся к моей сестре.
Это равносильно тому, как если бы мужчины держали на руках младенцев. У меня внутри происходит что-то странное.
В тот вечер перед сном мне пришлось напомнить ей, что это временно, и привязанность к нему только усложнит ей жизнь. Он не был чем-то постоянным – Сайлас Хоторн был мимолетным моментом в нашей жизни. Она знала, в чем дело. Но Лилак... ну, она – это она, и она не слушает.
Я должна буду быть рядом, чтобы собрать кусочки воедино, когда все это закончится, и она будет скучать по его обществу.
– Черт.
Баннер, который я пытаюсь повесить снаружи студии, снова выпадает у меня из рук. У меня есть ровно два часа до того, как начнут собираться люди, и эта студия – настоящая катастрофа. Ничего не готово, и с течением времени я все больше погружаюсь под воду.
– Дурацкие горячие, сексуальные руки, – я тихо ругаюсь, сжимая плакат. – Дурацкий одеколон, который так приятно пахнет, дурацкий язык, который...
– Похоже, мы появились как раз вовремя.
Я чуть не падаю с маленькой лестницы, на которой стою, когда оборачиваюсь, баннер развевается и падает на землю, когда я смотрю на людей, стоящих внизу.
Сидя на тротуаре перед моей открытой студией, Сэйдж смотрит на меня, прикрыв глаза от летнего солнца черными солнечными очками, и ухмыляется.
– Что вы, ребята, здесь делаете?
Медленно я начинаю спускаться по ступенькам лестницы, пока не оказываюсь на земле, где и должны быть ноги. К черту эту лестницу и к черту этот плакат.
– Звонил Сайлас, сказал, что тебе может понадобиться помощь, – Брайар ухмыляется и я предполагаю, что это толстовка с капюшоном, которая на ней, Алистера, судя по ее размеру, она доходит до середины бедра, а затем переходит в леггинсы в сеточку. – Похоже, он был прав.
– Знаешь, – хмыкает Лира, покачиваясь взад-вперед на пятках, – я начинаю обижаться, что ты не просишь нас сама.