Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Клянусь, если она заплачет, я ее выгоню.
Слезы — это не то, с чем я могу справиться. Ни для себя, ни для кого-то другого. Я ненавижу это делать, и я никогда не знаю, как помочь кому-то, кто плачет. Я предпочитаю по возможности избегать этого.
Это пустая трата воды и ничего не дает, кроме того, что в конце концов тебе становится хуже.
— Нет, нет, я не могу это взять, — она поднимает ладони вверх, сначала отказываясь. — Они ваши.
— А значит, я могу делать с ними все, что захочу. Возьми их, Фэй. Все, что внутри, можно заменить. Ты хороша, но
Это заставляет ее рассмеяться, когда она шмыгает носом, сдерживая слезы, чтобы они не скатились. Я сделаю все, что в моих силах, если это означает, что она возьмет сумку. Я буду выглядеть как высокомерные Уиттакеры, из которых я родом, если это означает, что у нее будет хоть что-то хорошее.
Мягко и с благодарностью она берет у меня сумку, просовывая голову под ремень и позволяя ей повиснуть на плече.
— Спасибо, — она слегка качает головой. — Я даже не знаю, как отблагодарить вас за это.
— Выключи свет, когда будешь уходить, и мы квиты. Увидимся на следующей неделе, — я поднимаю бровь, снимаю холст с мольберта и кладу его на один из деревянных столов у стены.
Пока я привожу себя в порядок, перекинув тряпку через плечо, через динамики играет тихая музыка. Boston by Augustana открывает мой плейлист начала 2000-х.
— Что-то еще? — спрашиваю я, все еще чувствуя ее присутствие позади себя.
Я собираю все использованные сегодня кисти и палитры и быстро бросаю их в мыльную раковину, когда она говорит:
— Вы всегда советуете нам быть прямолинейными в нашем искусстве, и я думаю, что таким образом вы призываете нас быть прямолинейными в жизни. Поэтому, наверное, мне интересно, почему вы никогда не ходите на групповые собрания? Я думаю, вы могли бы помочь некоторым людям. Позволить им увидеть, какая вы нормальная, как хорошо вы адаптировались.
Я вздрагиваю, позвоночник становится стальным, а плечи напрягаются.
Нормальная.
Никто не может быть нормальным. Это общественный термин, навязанный людям, но, независимо от жизненного опыта, никто не является нормальным. Особенно я, но это тот образ, который я создаю для людей. Я даже не могу злиться на то, что она так считает.
— Я адаптировалась, потому что у моей семьи есть деньги. Я заплатила, чтобы быть в порядке. Если я приду на эти встречи с женщинами, у которых есть реальные проблемы, для них это будет просто пощечина.
— Это не…
— Иди, — я киваю головой в сторону двери, глядя на нее через плечо. — Передай маме привет, и увидимся в пять тридцать на следующей неделе.
Приняв это за окончание разговора, я наконец слышу звуки ее шагов, удаляющихся к открытой двери, похожей на гаражную. Вся передняя стена студии поднимается к потолку, полностью обнажая внутреннее пространство, когда дверь поднята.
Она пропускает внутрь порывы свежего воздуха, позволяя краскам и химическим запахам улетучиваться в другое место, поэтому я стараюсь держать ее открытой
Когда я оборачиваюсь, она стоит на тротуаре, и смотрит в обе стороны, я произношу ее имя со своего места. Она поворачивается, ветер развевает ее короткие розовые волосы перед лицом.
— Кто-то сказал мне, что я выжила не просто так. Например, чтобы научить тебя. Дай себе возможность найти то, что тебе по душе. Исцеляйся на своих условиях, а не на моих.
Я знаю, что она спросила это только потому, что все мы ищем ответ на вопрос, как исцелиться и жить дальше, но правда в том, что жить дальше — это не универсальная формула. Именно это делает все намного сложнее — пытаться найти то, что заставляет тебя хотеть просыпаться по утрам.
Она улыбается, слегка помахивая мне рукой.
— Спасибо, Коралина.
Затем она переходит улицу и направляется к фургону своей матери, оставляя меня одну в студии. Фэй всегда уходит последней, в основном потому, что я позволяю ей побыть тут, пока ее мама не закончит работу, хотя и знаю, что не должна этого делать.
Привязанность не пойдет на пользу никому из нас. Я привязываюсь к ней, хотя знаю, что уйду. Чем больше она рядом, тем больше смотрит на меня как на образец для подражания, а я этого не хочу. На самом деле, я не та, на кого можно равняться или восхищаться.
Что произошло в том подвале? Что сделал мой разум, чтобы выжить?
Это чертовски унизительно и жалко. Я едва ли представляю, через что прошла Фэй или любая другая из этих девушек.
Для Фэй? Я собралась. Я исцелилась.
Но если бы она увидела меня прошлой ночью, рухнувшую в объятиях едва знакомого мужчины, сбежавшую в тот момент, когда я смогла перевести дух, отказавшуюся даже поблагодарить его за то, что он сделал?
Она бы увидела меня совсем в другом свете.
Она увидела бы то, что я делаю, когда смотрю в зеркало.
Я передергиваю плечами, приказывая себе забыть об этом воспоминании. За два года я ни разу не встретилась с Сайласом Хоторном. Это была разовая сделка. Я могу избегать его в дальнейшем. Мне никогда не придется видеть его вновь.
Я не спеша убираю большую студию с приемлемой арендной платой, которая была складом, а я переоборудовала его. Внутренние стены отделаны кирпичом. Бетонный пол украшают брызги краски. Несколько свободных мольбертов, расположенных по кругу, дает каждому художнику достаточно места, чтобы творить в уединении.
То, что появляется на чьем-то холсте, принадлежит ему, если только не дано разрешение принадлежать другим.
Потребовалось некоторое время, но мне удалось создать, как мне кажется, безопасное пространство. Даже со слабым запахом скипидара хорошо справляются лавандовые свечи, которые я постоянно зажигаю.
Я спускаюсь с металлической лестницы, стараясь не расплескать кувшин с водой, который держу в руке. Удивительно, что все эти различные планеты, свисающие с потолка в комнате, продержались так долго. Искусственный плющ вдоль стен нуждается в замене, а полы — в швабре.