Клятва Маат
Шрифт:
Теплые воды небольшой заводи, вырытой жителями рыбацкой деревушки, служили своего рода местом для умывания – сюда приходили жители деревни и совершали водные процедуры. Накопившуюся грязную воду жители прочищали течением от Великой реки. Судя по ее нынешнему состоянию, сегодня побывал я здесь не первый, но, сделав небольшой ров, я пустил воды Нила, которые быстрым потоком смыли накопившуюся за день грязь.
Легкий ветерок слабо качал постиранное белье жителей этой деревни. Стараясь не злоупотреблять гостеприимством Рамаса и его семьи, я позволил себе воспользоваться одной из натянутых веревок для сушки вещей – шарф
Я зашел в просторный дом главы деревни. Это сооружение было видно издалека, оно выделялось среди остальных своей высотой, а изнутри оно казалось еще больше. Просторный зал вмещал в себя практически все предметы быта, в том числе и большую двуместную кровать, на которой, скорее всего, располагается сам Рамас. Вся семья главы деревни сидела за столом – сам Рамас и три его дочери. Возле старшей дочери старика, на вид которой было лет двадцать-тридцать, сидела маленькая девочка, потихоньку уплетавшая копченую рыбу. Хоть на ней и не было ничего такого, по чему ее можно было запомнить, я сразу понял, что это за гостья. Рамас говорил правду – старшая дочь главы деревни сидела чуть дальше от стола чем все остальные, девушке мешал ее круглый от беременности живот, который она прикрывала сканью, купленной у деда Заны. Возле девушки, положив одну руку на ее живот, сидел, по видимости, ее муж, который в первый день нашей встречи смотрел на меня с недоверием.
Как только моя нога ступила за порог дома, Рамас тут же распростерся вежливостью:
– О! Вот и ты, дорогой наш гость! – его руки потянулись ко мне. – Садись, чувствуй себя как дома и угощайся нашей едой, приготовленной моими младшими дочерями по особому рецепту.
Девушки засмущались от хвальбы отца, и Рамас сделал акцент:
– Специально для тебя, дорогой.
От чрезмерной любезности я скривил лицо в улыбке, отчего одна из младших дочерей при виде моего лица издала тихий смешок.
– Садись, дорогой гость, – старик указал на место рядом с собой.
Мы с Рамасом сидели по одну сторону стола, против нас сидела старшая дочь, ее муж и Зана, по бокам стола сидели его младшие дочери.
– Познакомься с моей семьей, – Рамас раскинул руки так, что вся его семья попадала в объятия.
– Это Темира и ее муж Панахази. Темира моя старшая дочь.
Панахази встал и протянул мне руку. Я протянул свою в ответ и пожал.
Рамас продолжил знакомить меня со своей семьей:
– Это Саба, моя средняя дочь. Ей мы обязаны сегодняшним ужином.
Саба застеснялась и опустила глаза. Я видел, как она изо всех сил пыталась не смотреть на меня. Но любопытство брало верх, и вскоре я каждую минуту ощущал на себе ее взгляд. Она обладала от рождения красивыми темными глазами, которым придавала еще более выразительный вид при помощи туши. Однако так может показаться лишь на первый взгляд. На самом деле такой густой слой туши служил совсем для другого.
Ее темные волосы служили хорошим дополнением к ее глазам. Они были заплетены в тугую
– Шерити, младшая из моих дочерей.
На ее лице виднелся шрам, тянущийся от левого глаза вниз, к подбородку. Кожа шрама была темнее, чем кожа лица, придавая ему контраст и большую заметность. Спрашивать об обстоятельствах его появления я не стал, не хотел показаться грубым.
Все три дочери были похожи на своего отца лишь отчасти. Но, смотря на лица трех девушек, в моей голове сложилось впечатление о том, как могла выглядеть жена Рамаса и мать трех сестер.
У всей семьи была загорелая от длительного пребывания под палящими лучами дневного солнца кожа, однако мое многолетнее пребывание в пустыне оставило свои следы – я был заметно темнее, чем пригласившая меня на ужин семья. Ели мы в практически абсолютной тишине. Изредка слышались разговоры, проходящих мимо жителей, звук падающей воды в фонтане и завывание ветра, попадавшего в соседние дома.
Муж Темиры часто смотрел на меня исподлобья, мое присутствие настораживало Панахази, его недоверчивое отношение ко мне он показал еще во время нашей первой встречи. Он поступал правильно, за что заслуживал уважения, но дело дальше его «суровых» взглядов не пойдет. В отличие от тестя Рамаса средняя дочь главы деревни испытывала ко мне неподдельный интерес. С чем это могло быть связано – неизвестно. Либо Саба испытывала ко мне романтические чувства, либо впервые видела чужака в деревне. Второй вариант не имел твердого основания – много путешественников и торговцев могли останавливаться в этой деревне для дальнейшего продолжения пути. Поэтому единственно возможный вариант – я понравился Сабе.
Вдруг резко заговорила старшая дочь Рамаса – Темира:
– А как зовут вас, дорогой гость и откуда вы будете?
Ее слова повторяли слова Рамаса. Из ее уст «дорогой гость» звучало куда естественнее, чем у ее отца. Спокойный, но звонкий голос девушки разнесся по всему помещению и, казалось, вышел за пределы дома.
За меня ответил Рамас.
– Это воин из Фаюма, – произнес старик.
– Надеюсь, воин не принес войну в нашу спокойную деревушку, – продолжила дочь Рамаса, делая акцент на слово «спокойную».
– О нет, дорогая! Что ты! Этот добрый человек спас наш покой от нагло ворвавшихся персидских наемников. Благодаря ему мы сейчас трапезничаем столь прекрасным ужином.
Старик уронил взгляд на Сабу, ожидая от нее ответа, но дочь явно не заметила похвалы отца. Ее мысли были сосредоточены на мне. Вернувшись в реальный мир, девушка ответила:
– Спасибо, отец.
Ее голос был мягче и тише сестры и веял мечтательными образами.
Но на мое удивление в разговор вмешался Панахази:
– Возможно, визит гостя и спровоцировал нападение персов, – обращаясь больше к тестю чем ко мне.
Мне стоило раньше вмешаться в разговор.
– Меня зовут Маджет, я из Фаюма и давно забыл, как звонок лязг мечей во время битвы.
Мое резкое вмешательство удивило всех, в том числе тихо сидевшую Зану.
– Я выслеживал этих наемников с юга, и их следы привели меня к вашему дому. С ними покончено, поэтому после ужина я удалюсь, и вы навсегда забудете обо мне.
«Ни за что не забудем» читалось в глазах средней дочери Рамаса.