Клятва на стали
Шрифт:
– Я отвечу, что добро пожаловать, но только со всей труппой.
– Тобин не захочет, – заметила Птицеловка.
– Ты уже говорила.
Я подвинулся на постели и подтянул ноги. С ними был полный порядок. Я оперся на плечо Птицеловки, и она помогла мне встать.
– Как ощущения? – спросила она, поддержав меня за локоть.
– Голова чуть кружится, – ответил я, – но в остальном готов уходить.
Склонив голову набок, я потянул шею и ощутил знакомую ломоту в основании.
– Моего кисета с ахрами здесь, разумеется, нет? – обратился я к Птицеловке.
– Позвольте
Он сунул книгу под мышку, полез в карман и вынул шкатулку слоновой кости величиной с ладонь. Затем подцепил большим пальцем торцевую панель. Внутри было несколько отделений, и в каждом находились зерна ахрами. Он отсыпал немного в горсть.
– Какие сорта предпочитаете – йаренн, ото, барбаратти или чо-лан?
Я уставился на это изобилие, и рот наполнился слюной. По-моему, даже дернулся глаз.
Хирон улыбнулся и отсчитал дюжину зерен.
– Тогда на пробу, – предложил он. – Советую начать с ото, поскольку вы путешествовали и давно не пробовали свежеобжаренных. Потом, пожалуй, можно чо-лан. Дайте мне знать, какие понравятся, и я принесу еще. – Он положил в мою ладонь двенадцать зерен и опять улыбнулся. – Подарок земляку.
Я взял зерно ото – посуше, слегка обжаренное, и положил под язык. Сердце забилось в предвкушении, и я едва удержался от того, чтобы не раскусить его тотчас.
Хороший парень Хирон, решил я.
– Скажи мне, – произнес я, следя за каждым жестом чиновника, покуда тот прятал шкатулку в карман. – Что нужно натворить, чтобы всю труппу вышвырнули из Старого Города?
– Все висит на волоске. – Хирон задумчиво уставился в пол. – Особенно для имперцев. То, за что джанийский поэт удостоится порицания, имперцу может аукнуться изгнанием или тюрьмой. В общественных установлениях и обычаях, не говоря о делах чести, запутаться очень легко. С кастовыми трениями тоже беда. – Хирон посмотрел на меня. – На твоем месте я бы придерживался того, что знаю. Вел бы себя как имперец, то есть чужеземец, если ты понимаешь, о чем я говорю. Так будет лучше для всех.
– Понятно, – сказал я. – А если выяснится, что кое-кто в труппе был связан, допустим, с Закуром? Или с другим криминалом?
– С имперским Кругом, например?
– Ну да, почему бы и нет?
Птицеловка сдвинула брови. Я чуть повел подбородком, давая знак подождать.
Хирон оценил меня взглядом.
– Скажу так, – произнес он медленно. – Этого мало для отмены прослушивания, но мне было бы намного спокойнее, если бы такие люди не общались с другими иждивенцами падишаха, хотя бы из соображений нравственности. В конце концов, мы не можем допустить, чтобы те вступали в сношения с нежелательными лицами – по крайней мере, не в открытую.
– В таком случае, – ответил я с улыбкой, – боюсь, что у меня есть для тебя ужасные новости…
16
– Ты хочешь сказать, что он вообще ничего не объяснил? – спросил Тобин, с трудом тащившийся рядом.
– Ничего, – подхватил я и развел руками. – Секретарь визиря твердил одно: теперь, когда я достаточно поправился,
– Это бессмысленно. – Тобин покачал головой. – Живут же там другие соискатели! Мы-то чем хуже?
– Всего лишь догадка – много ли там имперцев? – Я положил руку на плечо вожака труппы и чуть склонился к нему.
– Нету таких, – зыркнул на меня Тобин.
– Вот и ответ, – сказал я и тем ограничился.
Тобин огляделся и задумчиво крякнул, оценив улицу, поток пешеходов и отряд стражников, сопровождавший нас по тротуару через толпу. Еще не прошло двух часов с тех пор, как он и его труппа купались в роскоши падишахских угодий: ухоженные газоны и озера, отяжелевшие от плодов и листвы деревья, не говоря о мощеных двориках и тенистых верандах артистического пристанища. Тут появился я с отрядом суровых стражей позади и новостью о том, что пора паковаться. Сказать, что это встретили в штыки, было бы слишком мягко. Тем не менее после первоначального возмущения Тобину и остальным хватило ума оценить выражение лиц стражников и беспрекословно собрать пожитки. Пока мы спешным маршем покидали пристанище и шли через парк падишаха, мне удавалось избегать руководителя труппы, однако теперь, когда мы миновали королевские ворота и вышли в город, наш темп замедлился достаточно, чтобы тот прирос силами и моим обществом.
– Он точно не сказал почему? – не унимался Тобин.
– Ни слова, – солгал я.
– А ты? Может быть, ты что-то…
– Я-то? – фыркнул я. – Два дня в отключке! Когда мне было?
– Ну да, ну да. Ты наш патрон, вот я и решил хотя бы спросить. – Тобин провел рукой по щеке и шее, стряхивая обильный пот. – Спасибо за твою… прозорливость. Доброго дня, мастер Дрот.
Я предпочел проигнорировать подтекст; он ускорил шаг и подался в сторону.
– Ворье! – пробормотала Муйресс, ковылявшая с другого бока, и градины пота катились по ее лицу на поздней утренней жаре.
Я посмотрел в бескрайнее, ничем не потревоженное небо. Ни облачка. Значит, пока не дойдем, куда шли, легче не станет.
Вновь глянув на Муйресс, я вытряхнул в левую руку кинжал и подступил к одному из наших сопровождающих.
– Далеко еще? – спросил я по-джанийски, подойдя бочком и подстраиваясь под его шаг.
Он свирепо зыркнул и толканул меня локтем. Я споткнулся, налетел на него, извинился и затесался обратно в труппу.
– Держи. – Я вручил матроне клочок ткани, который отрезал от слоистой боевой рубахи стража. – Мне показалось, что тебе нужен платок.
– Ворье! – повторила она, но уже не так желчно.
Муйресс утерлась и спрятала тряпку в складках своего одеяния. Я подмигнул ей и чуть отстал, пропустив актеров, но оставаясь впереди замыкавшего строя стражи. Птицеловка, со смехом трепавшаяся с женской частью коллектива, оглянулась и подняла бровь. Она ухитрилась где-то разжиться прозрачной зеленой шалью, и вкупе с выражением лица эта ткань добавила ей обаяния. Я покачал головой в ответ на немой вопрос, показав, что хочу побыть один.