Клятва Примара (Дерзкая - 2)
Шрифт:
– Да, - он посмотрел на мою располосованную физиономию с уважением, Я вижу, что ты тоже воин.
Я не стала уточнять происхождение шрамов. В конце концов, по сути Дан прав.
– Да, и мы тоже сражаемся с богами, - ответила я.
– Значит, вы не обычные чужаки. Я почему-то сразу так и подумал, что вы не из Степей, - утвердительно отозвался он.
– Мы из Зеленого Пояса, - сказала я. В сущности, я мало чем рисковала, рассказывая ему об этом.
– Отец мне рассказывал про Зеленый Пояс, он бывал там однажды.
– Значит, твой отец тоже был бунтарем? А говоришь, что он воспитывал тебя
Дан пожал плечами, осторожно переместил голову спящего Гудри себе на колени и задумчиво произнес:
– Я никогда не понимал его. Он исходил все леса побережья, иногда бывал в степях, однажды добрался даже до Зеленого Пояса. Но рассказывал он об этом только мне. И рассказы эти непременно заканчивал тем, что брал с меня слово никогда никому не повторять этих рассказов, особенно шаманам. А своим детям он и вовсе никогда не заикался об этом, внушал им всякую ерунду, поэтому Гудри и растет таким придурком...
– Своим детям, ты сказал?
– что-то шевельнулось в моей душе от этого короткого, но содержательного рассказа. Я мельком взглянула на Олега, но он дремал, тяжело кашляя во сне, и не слушал наш разговор.
– Семья не была мне родной, - пояснил парень.
– Я Дан-найденыш. Меня нашел отец, когда возвращался из Зеленого Пояса, где-то на границе Степей и лесов побережья.
– Давно это было?
– Восемь лет назад. Я умирал от голода и жажды, долго не мог говорить. Отец спас меня и взял к себе.
– Как же ты оказался один в лесу?
Дан усмехнулся:
– Понятия не имею. Долго никто не мог поверить, что я не притворяюсь. Я не помню ничего до того самого момента, как открыл глаза в хижине отца и увидел свою семью. Я даже не знаю, сколько мне лет. Когда меня нашли, я был младше, чем Гудри сейчас. Я учился заново ходить, говорить, есть... И ничего не помнил, не помню и до сих пор. Правда, меня это больше не огорчает. Отец, видимо, понимал, что я чужак, поэтому и рассказывал мне все о своих походах в иные земли. Он должен был видеть, что я не такой, как они, не такой, как его дети, хотя он и относился ко мне, как к родному... Он был настоящим волком-одиночкой, воином-разведчиком. И он был рад, что я достаточно легко обучился у него всему. Зато Гудри он никогда не позволял прикасаться к оружию, и был очень недоволен, когда узнал, что я заставляю Гудри заниматься. Правда, большого толка из этих занятий не получилось...
– Кстати, Дан, я не вижу, чтобы ты был вооружен...
– Интересно, как бы я протащил твоего друга через лес, волоча с собой еще и тяжелый меч? Пока у меня только это, - он хлопнул себя ладонью по поясу. Всмотревшись, я заметила, что широкий пояс его напоминает патронташ, в отделениях которого немного под углом торчало множество маленьких рукояток.
– Это метательные ножи. Как кинжалы они не очень удобны, но при случае их можно использовать и в этом качестве.
Для молодого человека, к тому же забывшего полжизни, он изъяснялся на удивление четко и определенно, используя речевые обороты, редко встречающиеся в этих местах, где люди, живя с постоянной оглядкой, говорили тягуче и осторожно, многословно, потому что зачастую им не хватало словарного запаса для того, чтобы четко выразить свою мысль.
Было бы очень любопытно узнать, откуда появился в этих местах такой смышленый вороненок.
Я
– Эй!
– Дан вдруг цапнул меня за руку.
– Что?
– я прислушалась, но никакой опасности не расслышала.
Однако Дан вскочил, и Гудри, разбуженный и встрепанный, без слов встал на ноги. Олег тоже поднялся со своего места.
– Ты что-то слышал, Дан?
– спросила я.
– Не слышал, но чувствую, - отозвался он.
– Гудри! Вскрой тайник! Быстро!
Гудри полез вглубь вывороченных корней. Убрав корешки и хворост, он вытащил из полости в стволе большой длинный мешок из грубой холстины. Парнищка еле-еле выволок его на землю и, запыхавшись, подтащил его к Дану.
Присев над мешком, тот развязал тесемку и вытащил из мешка покрытый жиром меч. Даже не взяв его в руки, я поняла, что эта штука весит никак не меньше семи-восьми килограммов. Дан поднял грозное оружие и принялся обтирать рукоятку.
Мне не верилось, что таким огромным и тяжелым мечом можно легко управляться. Впрочем, что мне было судить об этом? Оружие здешних мест было для меня чемто из области древней истории. К тому же для меня всегда было очень тяжело применять холодное оружие. Просто бить голыми руками, ногами, палками или стрелять из чего-либо тоже не слишком весело, но своими руками погружать смертоносный кусок железа в живое тело - это было по-настоящему страшно.
Дан очистил рукоятку от жира и несколько раз воткнул меч в дерн. Потом он достал из мешка длинный кинжал с широким, как у меча, основанием лезвия, которое резко сужалось к острию. Обведя нас глазами, он подал кинжал Олегу. Олег ничего не возразил, только взглянул на меня. Зачем? Он ведь тоже прекрасно знал, что из двух пистолетов, что лежали в наших сумках, ни один не мог уже стать оружием. Патроны были израсходованы давным давно.
Тем временем Дан отстегнул свой пояс и передал его Гудри. Тот без слов надел пояс на себя и проверил количество ножей в патронташе.
– А что у тебя найдется для меня?
– поинтересовалась я.
– Лучше подстрахуй своего друга. Думаю, что через минуту боя его кинжал перейдет к тебе, не упусти момент, - негромко отозвался Дан.
Мне захотелось послать к черту этого юного нахала с его мрачными прогнозами, и не сделала я этого только потому что видела: он прав.
– А что, если Гудри и Олег уйдут отсюда вдвоем?
– предложила я.
– К сожалению, без нас с тобой далеко они не уйдут. Гудри - рохля. А Олег вот-вот свалится в горячке... Всем внимание! Они идут!
– Дан указал направление, откуда услышал звуки и решительно скомандовал: - Держаться вместе, насколько это возможно!
Наш маленький круг выстроился на поляне. В ночной темноте и при ярком свете луны видимость была неважной, но несколько стремительных теней, мелькнувших за деревьями уже в зоне прямого обзора, дали понять, что бой неизбежен.
Их было больше десятка, высоких, крепких, молодых мужчин. Увидев нас, они, не останавливаясь, повыхватывали оружие из ножен. Их боевой клич, призывающий богов к милости и защите, не очень-то подходил к ситуации, но звучал грозно.