Клятва золотого дракона

Лазаренко Ирина

Впрочем, перебить семейство прыгунов – тоже всегда хорошо, говорил себе Пеплоед и дотрагивался до рукояти Жала, прося у него решимости. Прежде, чем впадать в уныние, нужно добраться хотя бы до одной из баз грядовых воителей и понять, что с ними произошло.

– Кьярум, – позвал Гилли и, судя по голосу, он чувствовал себя исключительно дурно. – Ты говорил про какую-то женщину, помнишь?

– Нет, – буркнул Пеплоед, едва ли вообще понимая, что там бормочет Обжора: был занят, пытливо вглядывался в слои паутины и пытался сообразить, отчего вокруг смердит затхлыми тряпками.

– Ну, ты говорил про неё дни назад,

еще до первого поворота в паутину, – Гилли шумно сглатывал – кажется, его мутило – вдруг начал бояться пауков, что ли? – Ты говорил, что за одними гномами приходит Брокк Душеед, а за другими приходит женщина.

– А, Йебе Светлая! Она приходит за теми, кто умер славно, не убоялся зла, поставил достойность превыше страха. Так говорят грядовые воители.

Какое-то время Гилли шел молча, сильно нахмурив лоб, и сейчас, шагающий вперевалку, чумазый, с перекошенным от сложных раздумий лицом, он выглядел как не вполне здоровый медведь. Ни до чего не доразмышлявшись, Обжора облизал губы и небрежно спросил:

– А ты в это веришь?

Кьярум, за это время успевший уйти в собственные мысли, не сразу понял, о чем его спрашивает спутник.

– Во что? В кого? В Йебе?.. Слушай, Гилли из рода воинов, ты провел в подземьях какое-то количество дней, и Такарон был к тебе благосклонен пока что: самое отвратное, что ты здесь встретил – это несколько десятков прыгунов. Но даже эта простенькая прогулка уже должна тебе показать, что подземья – не самое приятное место из тех, что есть в горах! Не самое безопасное, не самое уютное и предсказуемое – откровенно говоря, это просто какая-то жопа мира, так скажи мне, разве не должны гномы, которые могли бы…

Кьярум умолк на полуслове, остановился и выставил ладонь прямо перед лицом шедшего позади Гилли, призывая, как тот понял, к молчанию. Миг, другой, третий ничего не происходило, потом до слуха Обжоры донесся звук, отдаленно похожий на плач. Если бы под землей жили собаки, Гилли мог бы сказать, что этот звук подобен скулежу бездомной псины. Крупной псины, но собак в Гимбле не было, а в надземный мир Обжора никогда не выходил, потому он сначала просто удивился, услышав этот неожиданный звук, а потом испугался: мало ли кто может издавать такое хныканье. Через несколько мгновений до Гилли донеслось еще и бормотание, и тогда он понял, что звуки издает горло гнома, и от этого осознания волоски на его руках поднялись дыбом – как ему на миг показалось, даже приподняв рукава мантии. А Кьярум краем глаза увидел, как пробежали тени под слоями паутины на стенах – здоровенные тени, с ладонь размером: пауки уже даже почти не скрывались. Вот и что делать с этим, интересно?

На один безумный миг Пеплоед подумал, что стоило бы повернуть назад, но тут же мысленно отвесил себе пинка. Какой еще назад, когда им нужно пройти дальше, к Предгорьям Медленной Лавы! Некогда исследовать другие пути, некогда разбираться с тем, что могло засесть на тех путях, нужно двигаться! Подумаешь, паучьё и какой-нибудь чокнутый, который с ними снюхался!

Смотря, конечно, сколько именно там паучья…

Кьярум крепко схватил Гилли за запястье.

– Сейчас нужно будет войти в пещеру, – тихо и твердо сказал он. – Мы медленно осмотримся в ней и медленно пойдем дальше, но не начинай метаться, они этого не любят. Ты услышал меня?

– Я услышал тебя, Пеплоед, – совершенно спокойно

ответил Гилли, распрямил плечи, словно невзначай тряхнул руками, освобождаясь от хватки Кьярума. – Я выйду в пещеру, осмотрюсь и пойду дальше. Мне потребуется меч?

– Да, если на тебя нападет живун.

– Кто?

– Паучиный живун. Ну, гном, который там живет с пауками…

– Гном, который там что?!

– … или самый большой паук.

– Самый большой? – сквозь зубы повторил Гилли и снова шумно сглотнул.

– Не знаю точно, насколько он велик, но всяко больше этих, – Кьярум кивнул на тени под потолком. – Он придет, если гном напугается до усрачки и примется его звать, потому мы пойдем медленно и тихо.

– Я услышал тебя, Пеплоед, – повторил Гилли ровным голосом.

Лицо его стало очень бледным, но спокойным, почти умиротворенным, и нельзя сказать, чтобы это понравилось Кьяруму: он знал, что ничего нет гаже буйства гнома, который всеми силами стремился сохранять непрошибаемую невозмутимость, потому как рано или поздно ему это перестанет удаваться, и тогда наружу вырвется сразу всё.

Медленным шагом, держась друг за другом, они вышли в небольшую пещеру, освещенную коврами голубых грибов на стенах, и только тут Гилли понял, что Кьярум закрыл колпаком свою лаволампу.

Вонь стала гуще: гнилые тряпки, грязное тело, еще какой-то смрад – то ли разложения, то ли испражнений. А почти прямо перед гномами, под стеной пещеры, шевелилась и хныкала тень – если долго всматриваться в нее, то можно было различить очертания вполне взрослого, но страшно исхудалого и скрюченного гнома. Судя по звуку, он что-то раскапывал, стоны и взвизгивания перемежались бормотанием и шуршанием, тон менялся от обнадеженного к расстроенному и возмущенному, а потом обратно.

Гилли думал, они с Кьярумом постараются незаметными пройти по пещере, но, к его удивлению, Пеплоед, тихонько бубня что-то себе под нос, пошел прямо к гному (о, пропасть, неужели это создание – действительно гном?!). Прислушавшись к Кьяруму, Обжора узнал детскую считалочку и понял, что копающееся под стеной смердящее существо – не единственный помешанный в этой пещере, а что теперь делать ему – этого Гилли пока не решил, потому просто шел за Пеплоедом и ждал, что будет дальше.

Безумец тоже услышал считалочку Кьярума, сгорбился еще сильнее, теперь его нельзя было бы рассмотреть в тенях у пола, если не знать, что он там. Однако он не попытался убежать или напасть, только умолк и, как стало понятно по шороху, изменил положение тела. Теперь на незваных гостей из темноты смотрели два блестящих глаза, и Гилли мог бы поклясться, что даже блеск их бесповоротно безумен.

– У меня есть лепешки, – приговаривал меж тем Пеплоед, – а у тебя есть лепешки? Пауки приносят лепешки?

Обжоре казалось, он видит дурной сон. Как еще объяснить всё то, что он видит перед собой и как еще объяснить поведение Кьярума, который только что разговаривал и вёл себя совершенно обычно, а теперь бормочет какую-то чушь? Да никак нельзя такое объяснить. И это значит – что-то произошло с самим Гилли, потому он и видит не то, что происходит на самом деле. Если бы всё было как должно, то они бы просто прокрались тихонько за спиной безумца и пошли дальше. При чем тут лепешки, зачем нужно разговаривать с этим подобием гнома и неужели Кьярум ждёт, что тот ответит?