Клятва
Шрифт:
По треснувшему шиферу крыш забарабанил дождь, скопища туч стали искриться молниями. Погода портилась.
Хриплый и Даня нырнули в очередной разваленный временем дом. Чеснок и Ваня остались снаружи, а Егерь с Дубом принялись шмонать рядом стоящий гараж.
В доме, куда шагнули Артем с его племянником, было пусто: вокруг только разбитое стекло да ворох мусора.
— Етить черта за ногу, — гаркнул Артем. — Срань господня!
— Что такое, дядь?
Ответом юнцу послужил болтающийся на веревке труп.
Бедолага повесился
Сколько мертвяк тут висел неясно, но точно не больше двух-трех лет — кожа сгнила, но не полностью и сейчас представляла собой тонкую, изорванную гнилую пленку, покрывающую трухлявый скелет.
На столе стояла нетронутой пустая бутылка водки, пистолет и записная книжка.
Старый пол томно заскрипел, когда Хриплый сделал пару шагов к столу. За дядькой юркнул и Данил.
Артем, приблизившись к самоубийце, стал внимательно разглядывать его безобразное лицо, которое и при жизни было не в лучшем состоянии, чего уж тут говорить.
Гулкий ветер играл со ставнями окон, а дождь, под аккомпанементы грома, перерастал в ливень: крупные капли неустанно били по крыше и сползали вниз, через многочисленные щели и трещины, громко разбиваясь о пол.
— Дядь, ты что на него так уставился? Труп да труп, — робея заключил Даня, хотя сам не спускал с висельника взгляд.
— Потому как я в пункте всех знаю, — ответил Артем, — а вот этого старичка никак не припомню. Хм, может это беженец недавний?
Пока дядька занимался осмотром тела, Данил, преодолевая отвращение, прошел через висельника, все ещё оглядываясь на него. Заглянул в записную книжку, которая лежала рядом. Она была с пожелтевшими, рваными страницами. Где-то текст был размыт, где-то были порваны листы, но в целом, большая его часть сохранилась неплохо и поддавалась какому-никакому прочтению.
На обугленных временем листах, корявым, горбатым и еле разборчивым почерком было написано следующее:
«Они не пустили меня. Бросили гнить здесь, в этой богом забытой деревушке. Сказали, что я больной. Надо же, больной… Все мы теперь больные… в этом дерьме. Подумать только, а ведь я надеялся, что хоть здесь меня приютят… Столько пройти по мертвой пустоши, перебить столько ереси и все только ради призрачного шанса найти здесь приют… А ведь Яков говорил, что они врут, но я не поверил… И где я теперь? Господи, чем мы тебя разгневали?.. У меня ведь даже нет патронов, чтобы пустить пулю себе в лоб… Та веревка так маняще смотрит на меня… Грех, конечно, но болезнь и правда жрет меня, так что я уже не могу… Лучше удавлюсь, чем превращусь в безумца. Господи, прости грешника за дела его и да избавь от мук тяжких…»
Дальше листок обрывался. Даня перевернул лист, но тут же разочаровался: на обратной стороне был только криво вычерченный крест.
Содержание озадачило парня, ведь Хриплый всегда говорил, что в пункте рады
Только было юноша хотел рассказать о находке Артему, как вдруг снаружи послышался оклик Егеря: пора выходить.
Даня еще раз окинул записную книжку буравящим взглядом и, не устояв, забрал ее с собой, спрятав во внутренний карман жилета.
Проходя мимо повешенного старика, юноша еще раз поглядел на него: теперь ему казалось, что покойник знал о чем-то, что ни Хриплый и никто другой из пункта не рассказывал, но точно и сознательно скрывал.
Оставив труп в покое, герои двинулись дальше, обследуя однотипные застройки и постепенно нагоняя остальные группы. Даня тщетно надеялся найти ещё что-нибудь интересное и поэтому каждый уголок засматривал до мельчайших подробностей, но, увы, там его встречал только выросший из-под пола зеленый сорняк да куча хозяйского мусора, не представляющего особого интереса.
Когда несколько последних сутулых домиков были прочесаны, отряд приблизился к старому конторскому зданию, время которого было на исходе: оно сгорбилось, а синяя краска порядком обветшала.
— Вот это да, — сказал Кувалда. — Раритет!
— Дерьмотет, — ответил Хриплый, — че это за убогая рухлядь?
— Здесь всё — убогое, — заключил Лом.
Зажглись налобные фонарики и, выхватывая из липкого мрака силуэты мебели, группа, заскрипев шатким полом, вошла через разбитую дверь. Внутри было темней чем в любом из домов: большая часть окон была заколочена, уже успевшими состариться досками, а те немногие, что пропускали толики уходящего солнечного света, были завешаны старым тряпьем. Сорняк пустил корни и здесь, но не так сильно, как в других домах: его как будто намеренно рвали, не давая подняться из-под земли.
В воздухе парил непонятный смрад. То был коктейль из запахов крови, сорняков и гноя, заполонившим конторские комнатки. Первым на себе его ощутил Хриплый. От него немного закружилась голова. Остальные закашлялись, а у некоторых даже потекли слезы.
— Ну и вонизма…
Внутри никого не было, не считая гор костей и гниющих остатков мяса: отряд прочесал комнаты и везде их ожидала лишь разваленная и гнилая мебель, залитые, давно запекшейся кровью серые стены, пропитавшиеся мерзкой мокротой от плюща и растущих отовсюду грибов, что облюбовали сырые углы.
Зевс не вошел. Только учуяв отвратительный смрад, он буквально прилип к земле и отказался входить внутрь.
Сорвали тряпки с окон. Блеклые лучики уходящего солнца, которые тщетно пробивались через плотный свинцовый небесный купол из туч, заползли внутрь. Немного ясней проявились мрачные, сокрытые тьмой остатки цивилизации.
Егерь оглянул отряд: новички даже немного заулыбались, поняв, что больше тварей нет.
— Возвращаться не будем, — окончательно решил горец, — заночуем в башне.