Клятву сдержали
Шрифт:
Эта высокая и вполне заслуженная награда была ему вскоре вручена.
И последняя выдержка — из письма мне:
«…Живу там же, откуда уходил в армию, в Москве, на Новой Басманной улице. Имею 55 авторских свидетельств, 11 из них внедрены в серийное производство.
Являюсь членом нашей славной Коммунистической партии».
В Москве, в Центральном музее Советской Армии хранится портрет Тенгиза Евгеньевича кисти художника Модорова. Под ним надпись: «Партизан-изобретатель карманной артиллерии и ручного гранатомета Т.Е.Шавгулидзе».
Пока
Предстояли большие бои с врагом, следовательно, в каждом подразделении должен быть медик: врач, медицинская сестра, санинструктор.
С чего начинать?
Первым делом я решил побывать во всех партизанских отрядах и бригадах, чтобы лично познакомиться с медработниками, определить возможности каждого. Врачей было немного: И.К.Крюк, А.Н.Дудинская, Л.Зубченок, С.М.Швец, В.Хлыстов, В.П.Лаптейко. Несколько больше было работников из среднего медицинского персонала. Это медицинские сестры М.Л.Вежновец, М.Костюкович, Дубовик, А.Котова, Д.Шпаковская, О.Ф.Булацкая, Ф.П.Чирун и некоторые другие.
С большинством из этих медиков я встретился лично. Люди были хорошие, добросовестные, в медицинском отношении подготовлены неплохо, а некоторые Лаптейко, Хлыстов, Швец — имели довольно большой практический опыт. Но у всех была та же беда, что и у меня: крайняя нехватка медикаментов и перевязочных материалов, не говоря уже о медицинских инструментах.
Некоторым исключением был доктор Крюк со своей супругой Дудинской, которые работали в участковой больнице в деревне Заболотье. Они располагали небольшим количеством медикаментов, перевязочным материалом, скудным набором хирургических инструментов, но поделиться с нами не могли. Им самим этих запасов хватило не надолго.
В организации медицинской службы была и еще одна большая трудность все наши работники оказались разбросанными по партизанским отрядам и боевым группам. Учитывая специфику партизанской деятельности, это было правильно, но плохо то, что контакт между медиками почти не поддерживался. Каждый в отдельности надеялся только на себя, в силу своих способностей проявлял инициативу, находчивость, смекалку. Наладить связь между нашими врачами, координировать их действия — эта задача тоже требовала неотложного решения.
В приобретении перевязочных материалов, некоторых медикаментов все врачи, как правило, обращались за помощью к местному населению. Жители деревень помогали нам, как могли, зачастую отдавали последнее, но их возможности также были очень ограничены.
А ведь мы знали, что боевые операции, которые проводятся отрядами соединения против фашистов, — только начало, что впереди большие и тяжелые бои. И о том, как спасти
В связи с этим первоочередной задачей мы считали организацию партизанских госпиталей. Конечно, мы и мечтать не могли о лечебных учреждениях типа военных госпиталей, но иметь какое-то помещение, пусть землянку, пусть палатку, где можно было бы сделать операцию, перевязку, разместить какое-то количество раненых и больных, мы обязаны были. И в то же время такой госпиталь надо создать с полным учетом условий партизанской жизни. Он должен быть мобильным, удобным для быстрой перевозки раненых, имущества, оснащения, чтобы можно было развернуть его вне населенных пунктов, быстро свернуть.
Когда мы, врачи, со всеми этими вопросами обратились к командованию соединением, встретили у него полное понимание и поддержку. Оно дало указание строить в лесах землянки специально для партизанских госпиталей, размещать санчасти и в деревнях, конечно, там, где была возможность. С согласия хозяев для этого отводились отдельные дома.
В тех бригадах, где были врачи, мы получили возможность делать операции средней сложности. Но все равно из-за нехватки инструментария, соответствующих медикаментов и условий к проведению сложных полостных операций мы были не подготовлены. И обидно было до слез, до боли в сердце, когда из-за этого мы теряли многих боевых товарищей.
В конце ноября сорок второго года командование соединением разработало план разгрома крупного немецкого гарнизона, который дислоцировался в деревне Ломовичи. Успешному проведению этой операции придавалось большое значение, так как гарнизон фашистов связывал действия партизан в этом районе. Он находился всего в 12 километрах от столицы партизанского края — райцентра Октябрьского. Враги могли в любую минуту совершать отсюда вылазки против партизан. Этот гарнизон был прямо-таки у нас бельмом на глазу.
Операция была назначена на утро 24 ноября. Ее проведение было поручено отрядам Бумажкова, Далидовича, Розова, Шваякова. Их поддерживала группа московских комсомольцев. В числе этих шестидесяти бойцов-комсомольцев, в июне 1942 года переброшенных в тыл врага, находилась и семнадцатилетняя Римма Шершнева.
К тому времени наши отряды уже располагали несколькими пушками, отбитыми у немцев. Вначале произвели огневой артиллерийский налет, потом перешли в атаку. С дружным «ура!» партизаны бросились в деревню.
Неожиданно на перекрестке дорог заговорил вражеский дзот с круговым обстрелом. Он был хорошо замаскирован, и партизанская разведка его не обнаружила. Под шквальным пулеметным огнем партизаны залегли, отдельные группы начали отходить.
Атака захлебнулась. Артиллерию уже нельзя было пустить в дело: бой развернулся на улицах, мы рисковали поразить своих.
В этот критический момент к дзоту бросился один из московских комсомольцев — Саша Бондарчук. Но он пробежал всего несколько метров. Вражеская пуля сразила его. Тогда поднялась Римма Шершнева. Она пробежала метров пятнадцать, упала в снег, быстро поползла к дзоту. Когда до него оставалось несколько шагов, она поднялась и метнула гранату.