Кляуза. Жизнь за квартиру (сборник)
Шрифт:
Ну да ничего, мы-то, взрослые, за себя как-нибудь постоим! А вот как отгородить от подобных людей души подростков?
– Вы не опасаетесь мести со стороны некоторых ваших коллег? – поинтересовался осторожно на прощание.
– Я сумею постоять за себя! – самоуверенно заявил «правдолюбец». – Иск к вашей газете уже в суде. Кстати, – сказал он, обернувшись уже на пороге, – мы приглашаем вашего корреспондента на собрание нашего независимого профкома. Разумеется, если вашей газете нужна правдивая информация о происходящем в лицее!
Угроза
Вечером того же дня Олежке позвонила судья Абрамова и, не скрывая сарказма и открытого злорадства, предложила явиться на собеседование. Для «Рабочего слова», для ее славного руководства и, конечно же, для Олежки Пеньчука наступили безрадостные дни.
Уроды в кусточках
Заместитель редактора Порошин читал и перечитывал текст судебного иска, схватившись руками за голову. Этот жест отчаяния был вызван еще и запоздалыми признаниями Олежки в том, что он утаил много важнейших подробностей своего расследования. Сейчас, когда газете предстоял судебный процесс по обвинению ее чуть ли не в клевете, эти скрытые и вдруг обнаружившиеся факты грозили редакции жестоким поражением.
– Да разве это работа журналиста! – отчаянно воскликнул Порошин.
«Говешек», возмутившись бездарностью корреспондента, повысил голос и тут же пожалел об этом. На крик в кабинет мгновенно ввалился Бутыльков.
– А дайте-ка мне его сюда! – опять заорал он на всю редакцию и бросился на Олежку. Дикая сцена один к одному повторилась в кабинете Порошина. На шум вновь сбежались ответственный секретарь Пельбух, его заместитель Гуреев, секретарша Элла. Они вновь уберегли бедного юношу от пьяного шефа.
Приятелям редактора вновь вспомнился проверенный способ унять его пьяное буйство.
В кабинет Бутылькова вызвали Элеонору и оставили их наедине. Элла закрыла дверь на ключ и, вздохнув, стала задирать юбку…
Спустя некоторое время утомленный Бутыльков распивал чай с Осинским. Редактор снова соглашался с замом в том, что Пеньчука пока увольнять не стоит, а следует дать ему возможность исправиться и довести начатое дело до конца. В это же время Порошин инструктировал перепуганного Олежку, как ему исправить допущенные ошибки.
Получив новые инструкции, Пеньчук отправился в заколдованный лицей. Точно так же, вечером, за кочегаркой его поджидал Лимон Лимоныч. Жуткие буркалы неотрывно следили за Олежкой. «Колдун» после долгой томительной паузы заявил:
– Я каждого человека насквозь вижу!
– Вы кого имеете в виду? – не понял Олег.
– Всех! – начиная свирепеть, пояснил
– А я? – не удержался Олежек.
– А ты – урод в квадрате! Ты для чего сюда явился – грязь вынюхивать? Вот сам и решай – кто ты такой есть на самом деле.
Лимон Лимоныч торжественно поднял палец:
– Не надо сплетен, не надо этого подлого шума! Роза Васильевна – честнейшая, благороднейшая женщина! Валерий Павлович – добрейший, благороднейший мужик! Но они его затравят, убьют…
После неожиданных откровений карлика Олежка изумленно молчал. Кто эти люди, которые «затравят и убьют»? Пеньчуку, к тому же, совсем некстати припомнились откровенные взгляды и ласки, которыми обменивались Рундукова и Калиткин. Нет, напрасно карлик корчил из себя прорицателя и ясновидца!
А Лимон Лимоныч, поразмыслив, спросил:
– Про подполье наше я тебе говорил?
– Подполье? Говорили!
– Анонимка, скорее всего, сочинена этими дураками. Такие тоже уродцы, не приведи Бог!
– О ком вы говорите?
– Сопелев и компания организовали свой, так называемый «независимый» профком. А кто в него входит, можно только догадываться. Они действуют подпольно, списки свои скрывают.
– А как туда… проникнуть?
– Проникнешь! – впервые засмеялся Лимон Лимоныч, и звуки, вырвавшиеся из его глотки, показались Олежке страшнее скрипа тормозов. – Они тебя сами найдут и еще агитировать за Сопелева станут…
– Ну ладно, – досадливо махнул рукой карлик, – это потом. Ты мне вот что скажи: можешь ты мне парня найти – такого настоящего, толкового?
– А зачем?
– Нам («кому это – нам?!») одного негодяя убрать надо…
– Кого убрать? – осторожно спросил, вспомнив прежний разговор, Олежек.
– Кого? Кого? – передразнил Лимон Лимоныч. – Не твоего ума дело! Пенек – ты и есть пенек! А, кстати, ты так и не докумекал, почему взбаламутила анонимка ваше редакционное начальство?
Обижаться на оскорбления, пусть и ядовитые, Олежке в такой ситуации было вовсе некстати. По правде говоря, Пеньчука сейчас тревожило другое: вопрос собственного выживания. Может быть, поэтому из слов Лимон Лимоныча он сделал такой вывод: на скандалиста Сопелева готовится покушение! Об этом он первым делом доложит Порошину.
«А как сообщить кляузнику о готовящемся на него покушении? Вдруг Сопелев примет это за угрозу, исходящую лично от меня? А если не от меня, то от кого? Не могу же я «подставить» других, возможно, невинных людей? Мало ли кто чего болтает о своих запретных замыслах?» – размышлял Олежка. И Лимон Лимоныча он слушал теперь в пол – уха. А зря. Тот ненароком выболтал кое-что из редакционных тайн. Но Пеньчук этого не понял.
Заместитель редактора «говешик» встревожился не на шутку: «Если речь идет о заказном убийстве, об этом немедленно следует сообщить в полицию! Ты уверен, что правильно понял Лимон Лимоныча?»