Кляуза. Жизнь за квартиру (сборник)
Шрифт:
Так завершились необычные опыты по исследованию психологии ближних ученого-любителя. Результат их тоже известен. Городской суд определил Курносову наказание: четыре года лишения свободы. Вполне достаточный срок для плодотворных научных и ненаучных размышлений!
Но экспериментатору вновь необычайно повезло. Наказание ему вдруг заменили на условное. За верного сторожа – дворника Курносова поручился директор лицея Танцуев.
Обознался
«Статья непременно должна была стать сенсационной! «Разврат в лицее», «Педагоги на… ковре»! Такие
Экономический лицей находился в огромном старинном здании. Его фасад украшали мощные колонны. Прислонясь к древним столбам, приняв изящные позы или просто бродя вокруг, курили, смачно плевались и матерились девицы и юноши, учащиеся сего славного заведения. Погруженный в свои приятные размышления, Олег и не заметил сначала, что вход в лицей ему прочно загородила огромная, как древняя колонна, злая тетка. «Посторонним сюда нельзя!» – заявила она. Погибла задумка репортера: проникнуть в учебное заведение инкогнито, побродить по коридорам, присмотреться, послушать, о чем люди толкуют.
– Я не посторонний, я – журналист! Мне с директором поговорить надо!
– Ничего не знаю! Посторонним нельзя! – затвердила вахтерша.
– Пропустите прессу! – вдруг раздался откуда-то издалека повелительный окрик. Тетя отодвинула от фуникулера свои внушительные габариты, освобождая проход. Подбежавший человечек, а именно он кричал вахтерше, заискивающе улыбался репортеру. Поношенный, мятый пиджачок, несвежая рубашка, какая-то черная шишка на щеке. «Сантехник? Завхоз?» – гадал Олежка.
– А мы вас ждем, ждем! – бодро заверил человечек, отчего-то радостно потирая руки.
– Проводите меня к директору! – потребовал Пеньчук, не желая более терять драгоценное время на общение с техническим персоналом.
Сантехник и вахтерша переглянулись со значением.
– А документик у вас есть? – ехидно спросила тетка.
– Какой еще документик?
– Ну, удостоверение журналиста, скажем…
И тут с Пеньчуком приключился конфуз. Он никак не мог найти свои «корочки». Собравшиеся вокруг технички и другие любопытные личности заметно повеселели, видя затруднения газетчика.
– Не доверяю я этим бумагомаракам, собирателям сплетен, – затараторила одна противная баба, с удовольствием наблюдая, как Олег отчаянно шарит по карманам и в сумке, – как бы они там, эти писатели, себя ни называли…
Подала голосок и вахтерша:
– Ходят тут всякие, вещи пропадают…
Наконец-то проклятые «корочки» нашлись! Они застряли на самом дне сумки между книгой и папкой с бумагами.
– Нате вот, читайте! – Олег протянул удостоверение рукой, дрожащей от злости и нетерпения. К удивлению репортера, документ перехватил сантехник и принялся внимательно его изучать.
– Да в чем дело? – так и взвился Пеньчук. – Какое вам дело до моего удостоверения?!
– Как это – какое дело? – воскликнула вахтерша, умело изображая горестное изумление. – Да ведь это, – она с гордостью указал на читающего сантехника, – директор нашего лицея – Виталий Константинович!
– Вы?! – только и смог произнести Олег.
– Ничего, ничего, – ласково
И нельзя было понять, оскорблен или польщен он потрясением журналиста.
– Вы ведь к нам по заданию главного редактора? – вежливо поинтересовался Виталий Константинович, когда они зашагали по огромному пустынному коридору.
– Да, – коротко отвечал Олег, не желая пускаться в объяснения на ходу.
– Это не по поводу Валерия Павловича? – продолжал любопытствовать провожатый.
– Нет, – неожиданно для себя соврал Олег, пораженный осведомленностью спутника.
– А вот и сам Валерий Павлович! – воскликнул Виталий Константинович, приглашая журналиста в кабинет, на дверной табличке которого золотом сверкало: «Заместитель директора В.П. Калиткин». Навстречу гостям поднялись хозяин кабинета, багровый толстячок и высокая худощавая дама.
– О, и Роза Васильевна с ним в придачу! – прокомментировал присутствие еще одной «известной» (благодаря анонимке!) персоны неунывающий директор.
И Виталий Константинович по собственной инициативе познакомил Олега с персонажами злополучного навета. Репортер счел своим долгом попристальней приглядеться к «героям» будущего фельетона.
– Что это он нас так старательно изучает? – нервно захихикала Роза Васильевна. – Какой забавный!
Но Пеньчук, нимало не смущаясь, решительно приступил пока лишь к визуальному расследованию типажей. Двуличный педагог Калиткин, как выяснилось, отличался зеркальной плешью (за что и получил в лицее меткое прозвище «плафон»). А у его предполагаемой любовницы Рундуковой лучшие годы остались далеко позади. Ничем не примечательная фигура, килограммы косметики, огромный белоснежный парик (прозвище – «болонка»!). Напрасно Роза Васильевна стреляла глазками и многообещающе улыбалась молодому неприступному репортеру.
– Валерий Павлович! Роза Васильевна! – устроившись в кресле Калиткина, провозгласил директор. – Вами заинтересовалась наша свободная пресса!
При слове «пресса» лицо Валерия Павловича исказила гримаса гнева, а Роза Васильевна испуганно вскрикнула. Но парочка тут же нашла в себе силы скрепиться и приветливо улыбнуться… директору.
На стоявших вдоль массивного стола мягких стульях Калиткин и Рундукова устроились довольно комфортно, скандальный дуэт повел себя просто вызывающе. Роза Васильевна расположилась только что не на коленях Валерия Павловича. При этом любовники обменивались такими откровенными ужимками и взглядами, что не будь здесь репортера с Танцуевым, эти ребята, пожалуй, стали бы взасос целоваться, а, может быть, перебрались бы и на ковер…
Они вели себя так – явно напоказ свободной прессе. А потому Виталий Константинович солидно покашлял, приглашая коллег образумиться, и приступил к чтению письмеца, которое ему вручил корреспондент. В особо щекотливых местах директор проводил по лицу ладошкой, словно умываясь, в подражание невинному котику. А, скорее всего, решил Олег, начальник прятал от подчиненных свою ехидную улыбку.
В эти же мгновения Рундукова стыдливо вскрикивала и ласково дергала за ухо своего «проказника». Директор прочитал анонимку до конца и недоуменно развел руками: «Какое странное письмо! Ничего не понимаю!»