Клык леопарда
Шрифт:
– И долго ты собираешься держать свисток у себя? – поинтересовался Марк у Дубна.
Тот пожал плечами:
– Может, пока он не купит новый? Как только он достанет из кошелька монету, я тайком суну в него его старый свисток. – Озадаченный серьезностью товарища, Дубн нахмурился. – Что такое? Я же не срезал у него кошелек!
Марк покачал головой:
– Нет. Дело во мне. Я просто подумал о том, как это развеселит Руфия.
Дубн положил похожую на лопату ладонь на обтянутое кольчугой плечо друга.
– Знаю. Я не меньше тебя скучаю по старому засранцу, но, как любит говорить Морбан каждому, кто готов его слушать,
Они прошагали еще четыре часа. Из-за бесконечного тумана смеркаться начало гораздо раньше, и даже Марк был склонен встать на ночной привал. Шагая рядом со своим опционом [11] в арьергарде центурии, он обратил внимание, что хамийцы [12] , обычно невозмутимые, к концу марша помрачнели.
11
Главный помощник центуриона.
12
Сирийские лучники (по названию города Хама).
– Пойду вперед. Хочу убедиться, что Морбан не слишком немилосердно шпыняет горниста, – сказал Марк.
Кадир что-то пробурчал в ответ, не сводя глаз с унылого пейзажа, что время от времени открывался взгляду, когда расползалась завеса тумана.
Подойдя к голове центурии, Марк Трибул застал знаменосца в задумчивости. Похоже, этот ветеран, отдавший армии двадцать пять лет, а также известный на всю когорту своим язвительным умом и неуемной страстью к азартным играм, вину и женщинам, принял беды своего товарища близко к сердцу.
– Я пытался приободрить его во время привала, отпустил пару шуток, но он даже не улыбнулся. Похоже, до него понемногу доходит, чего он и его земляки лишили себя, когда решили покинуть хамийскую когорту и гарнизон на Адриановом валу. Таскать на себе доспехи в половину собственного веса – это совсем не то, что голышом бегать налегке по лесам, изредка подстреливая дичь себе на обед. – Не замечая холодного взгляда центуриона, Морбан продолжил: – И вот теперь он мерзнет, из носа у него течет, лук же ему вечно приходится прятать, чтобы не подгнил клей. Неудивительно, что у засранца сейчас паршивое настроение. Не то что у нас, мы люди привычные.
Марк всмотрелся в завесу тумана и коротко встряхнул головой. Увы, мнение Морбана по поводу причин дурного настроения Кадира можно было отнести и к нему самому.
– В любом случае, скоро мы вновь окажемся в теплой казарме, где будет печка с дровами, а все неурядицы останутся позади. И если дорогой старина Кадир даже тогда не посмеется над моими шутками, то, наверное, он…
Рассуждения знаменосца прервал крик, донесшийся откуда-то из головы колонны. Когорта почти мгновенно остановилась – центурионы по цепочке передали приказ дальше. Услышав, как шедшая впереди центурия получила приказ
Как только он миновал арьергард головной центурии, причина внезапной остановки стала ясна. Впереди в пелене тумана маячила каменная стена высотой не меньше двадцати футов. Перед величественной каменной аркой с массивными деревянными воротами, перекрывавшими когортам вход в город, столпились, не зная, что им делать дальше, центурионы. Вытянув шею, примипил окликнул пару солдат, стоявших на стене. Те, в свою очередь, подозрительно вглядывались в туман.
– Открывайте проклятые ворота! – закричал примипил. – Бумажными делами займемся потом! У меня тут две когорты солдат, и у них отмерзают задницы. Я хочу разместить их в казармах до того, как станет темно.
Стоя позади старшего центуриона с мрачной усмешкой на бородатом лице, Юлий кивнул Марку.
– Похоже, добром это не кончится. Если не ошибаюсь, это солдаты легиона, а когда в дело вмешиваются дорожные рабочие, беды не миновать.
На стене появился еще один солдат, на этот раз в шлеме с гребнем и плюмажем опциона. Коротко переговорив со стражниками, он обратился к столпившимся перед воротами ауксилариям:
– Прошу прощения, центурион. Но мне строго-настрого приказано не открывать ворот без разрешения моего офицера. Я отправил за ним одного из солдат, но до его прихода я не смогу пустить вас внутрь.
Он развел руками, показывая, что не в силах ничего сделать, после чего исчез из вида. Примипил вскипел от гнева.
– Уж не сегментированный ли доспех я увидел прежде, чем этот человек поспешил спрятаться от разгневанного примипила? Ведь так? Я не ошибся? – раздался за спинами центурионов чей-то голос.
Обернувшись, центурионы увидели Скавра. Судя по лицу трибуна, тот пребывал в недоумении. Фронтиний мрачно кивнул. В отличие от трибуна, примипил был готов взорваться от злости.
– Да, трибун. Похоже, что регулярные войска прибыли сюда раньше нас.
Скавр какое-то время вглядывался в туман.
– Полагаю, если мы стерпим такое отношение, то наши люди простоят здесь еще не один час.
Секст Фронтиний кивнул и вопросительно посмотрел на трибуна. Тот кивнул ему, откашлялся и крикнул, обращаясь к опустевшей стене:
– Эй, опцион! Выходи!
После долгой паузы опцион снова выглянул через край стены. Стоило ему увидеть, что снизу на него смотрит трибун, как его лицо вытянулось. Скавр нарочно приподнял плащ, демонстрируя стражнику искусно выкованную бронзовую кирасу, повторяющую форму грудной мускулатуры.
– Хорошенько посмотри, опцион! Ты видишь, что я не центурион, а командир этих когорт, причем не без влияния, и отлично знаю, как делаются дела. Интересно, с каким легионом я сейчас разговариваю? «Тяжеловозы» или «строчилы»? Какой из них, скажи-ка, опцион?
Стоящий на стене воин вытянулся в струнку и отрапортовал:
– Верный и преданный Первый легион Минервы, трибун!
Скавр улыбнулся и пробормотал что-то себе под нос.
– Я понял тебя. – Он посмотрел на опциона и, немного помолчав, заговорил снова: – Значит, «тяжеловозы». Первый легион Минервы, верный и преданный. Гордое имя гордого легиона. Скажи мне, опцион, этот засранец с кислым лицом, Гладион, все еще старший центурион третьей когорты?