Клыкастые страсти
Шрифт:
Знаю, знаю. Блин, ну что нужно от меня ИПФ? Позвонить ему, что ли в два часа ночи? Это уже будет завтра? Вот и будет! Мои мысли прервал веселый голос.
— А ничего квартирка! Твоя?
— Дедушкина, — буркнула я. — Съемная.
Врала, ну и что? Как только узнает, что у меня есть деньги, не отвяжется. Это только Даниэлю было глубоко плевать на все мои капиталы и возможное наследство. Дани-эль….
— А ты…
— Подожди, позвонить надо…
Я набрала номер Надиного рабочего
— Юлька, ты чего не прорезаешься!?
— А что — я тебе сильно нужна?
— Любопытно же. До чего вы с Мечиславом договорились?
— Ты наверняка все уже вытянула у Вадика и Вальки.
— Далеко не все.
— Ничего, тебе хватит.
— Юлька, зараза! Помру от любопытства — на твоей совести будет!
— Ничего, моя совесть это переживет. Сколько сейчас времени?
— Шесть вечера. Даже меньше.
— Вот. А в девять Валька пришлет за мной машину. Заезжай, посплетничаем по дороге.
— Какую машину и зачем?!
— Позвони ему и расспроси.
— Юлька, ты…
— Единственная и неповторимая. Очаровательная и неподражаемая. Шикарная и…
— Кудряшка, — рявкнула Надька в трубку и грохнула ей об рычаг.
Я рассмеялась.
На смех из комнаты вышел свежеприглашенный Сережа. И чего я его домой впустила?
— А картинки хороши. Рисуешь?
— Малюю понемногу.
— А меня можешь нарисовать?
— Боюсь, что самомнение на листе бумаги не поместится.
— А ты рисуй только меня?
— Тогда рисовать будет нечего, — огрызнулась я. — Ладно, садись.
Сережка уселся на диван и застыл как статуя в позе Наполеона. Нос вверх, подбородок к небу, на морде — непреклонность. Я покачала головой.
— Не так. Расскажи что-нибудь.
— О чем?
— Да о чем хочешь! Хоть о разведении тараканов!
— А я думал, что художникам нужно неподвижное лицо?
— Я предпочитаю работать в другой манере.
Руки сами по себе черкали грифелем по белому листу.
— А что за манера?
— Не знаю, как ее называют официально, а я называю ее «жизнь после смерти».
— Так мрачно…
— Можешь посмеяться, если очень мрачно звучит.
— А ты специально училась рисовать?
— Нет. Так, самоучка.
— Самородок?
— Самовыродок.
Ну вот, почти закончила. Можно бы нарисовать получше, но — не хотелось. Не тот объект, чтобы на него и время тратить.
— Зачем же так печально?
— А как с вами еще, если вы простых слов не понимаете?
Я провела пару штрихов, прищурилась, нарисовала пуговицу на рубашке и лихо черкнула букву «Д» в углу рисунка. Так, как отмечала все мои рисунки. Вне зависимости от самой себя. Просто — «Д». Даниэль
— Держи. Дарю.
Портрет получился неплохим. Да плохо я никогда и не рисовала. Но в очертаниях губ угадывалась самовлюбленность, а подбородок вышел немного вяловатым. А с силой воли в стране напряженка…
— А ты здорово рисуешь. Я сначала и не поверил, а оно вон как…
— Да, так.
— А почему — буква «Д»?
— Потому что очень нужно.
— А если честно?
— Считай, что это мой творческий псевдоним.
— Ух ты! А как он звучит?
Я даже и не подумала скрывать.
— Даниэль.
— Это итальянское имя?
— Это имя вне национальности.
— Не понял?
— Оно и видно. Даниил, Дениел, Дан, Даниэль — это одно и то же имя на разных языках. Оно — интернационально.
— Юля — тоже интернационально. Джулия, Юлиана…
Я зло оскалилась.
— Даниэль больше подходит к моему таланту.
И такое вдруг накатило…
Стало ужасно больно. Воспоминания о Даниэле разбудили во мне старую злость — и старую тоску. Даниэля больше нет, а я зачем-то живу. Мечислав постоянно лезет и в душу и в постель. И рано или поздно своего добьется. Не настолько уж я самоуверенна, чтобы надеяться его переиграть. Он старше, сильнее и хитрее меня. И умнее — тоже. Рано или поздно я сломаюсь. Я понимала, что сейчас сделаю то, что делать не надо. Чего по-том буду стыдиться сама. И лучше бы мне воздержаться, но — злость была сильнее.
А сегодня ночью опять придется встречаться с вампиром. О, Мечислав опять будет пытаться…
Но я выбираю сама. И решаю — сама!!!
Я — Юлия Евгеньевна Леоверенская, а не кто-нибудь другой. И если уж мне все равно придется сдаться — пусть вампиру достанутся одни развалины. Пусть он хотя бы не чувствует себя ТЕМ САМЫМ, единственным и неповторимым, пришедшим за моей любовью — и на место любви.
Взревел в глубине души зверь с человеческими глазами. И столько тоски было в его голосе…
Ненавижу!!!
Сережа так и сидел на диване в гостиной. Я спихнула бумагу в сторону, упала рядом с ним и положила ему руку на бедро.
— Сережа, зачем ты хотел меня видеть?
— А… Э… — замямлил парень, но сейчас я не была настроена на долгие споры. Пусть что угодно, кто угодно, когда угодно, но не Мечислав!!!
Даниэль недаром разбудил во мне женщину. Поцелуй вышел долгим и почти вампирским. Когда я оторвалась от Сергея, он тяжело дышал, а я слизнула капельку крови, выступившую из потрескавшейся губы.