Клыкастые страсти
Шрифт:
— Знаю. Сейчас, минуту…
— Не разувайтесь. Проходите в обуви, Константин Сергеевич. Чем вас кормить?
— Да ладно вам, Юлия Евгеньевна. Обойдусь.
— Значит, бульон, бутерброды, котлеты. Настоящий кофе не обещаю, но растворимый я вам разболтаю. Не спорьте.
— Юля, вы…
Я вздохнула, а потом просто потянула полковника за руку.
— Шнеллер, шнеллер…. Все равно я с вами ни слова не скажу, пока обедом не накормлю. Или для вас это будет ужин?
— Будет. Кормите, если по-другому
— Можно подумать, я вам первая позвонила! Это вы меня нашли, вам и начинать.
— Ой ли? Юля, что происходит в городе? Какую силовую акцию задумал князь и против кого?
Я быстро сервировала стол и подвинула к Константину Сергеевичу здоровенную бульонницу.
— Начните с бульона, а потом закусите бутербродами. Это сложно объяснить.
Я уже решила, что буду говорить Рокину. Только часть. Про моего брата. Того не жал-ко.
— А все-таки?
— Вы знаете, что у меня есть брат?
— Да, я в курсе. Но он ушел из дома.
— И пошел бы он к черту на рога. Не жалко. Но недавно это уродище объявилось у меня дома.
— И что?
— Вместе с пади, в которую оно (уродище) по уши влюбилось. То есть до полной потери и без того хилых мозгов.
Что такое «пади» Рокин знал не хуже меня. Он покачал головой, а потом поднял брови.
— Это ведь только часть истории?
— Остальную вы услышите, когда выключите все диктофоны.
— Юля, ну какие диктофоны?
Я фыркнула и вытащила из ящика Вадимов подарок на восьмое марта. Красная лампочка ярко мигала на хитром приборчике.
— А это видели?
— Юля, вы знаете, сколько стоит эта игрушка?
— Не разорится. Так мы говорим за жизнь или за бульон? Правда, он очень удался. И не слишком жирный?
Рокин понял, что я не шучу, и вытащил из карманов два диктофончика. Потом демонст-ративно нажал на кнопки. И красная лампочка погасла. Я кивнула.
— Так вот. Славка по уши влюбился в эту пади. А у той ума отроду не было. Вы сами знаете, что такое пади.
— Знаю. Несчастные.
— Дела это не меняет. Этот баран не мог видеть, как об его любимую вытирают ноги — и два идиота просто решили бежать!
Рокин покачал головой. Он не хуже меня знал, как обставляются такие дела — с переходом из стаи в стаю.
— Их, конечно, настигли, пытались вернуть назад — и два дурака стали отстреливаться. И победили — на свою и мою головы.
— И явились к вам за помощью?
— За билетом до Австралии. Каково?
— Лучше бы брали билет до луны.
— Лучше бы их сразу туда и отправили. Или — за ушко да на солнышко! А сейчас у меня проблем выше крыши. Надо же как-то улаживать разборки с владельцем пади, платить за оскорбление — или не платить, а хамить…. Догадайтесь, кого в нашем городе может послушать вся эта нечисть?
— И что он с
— Много. Еженедельную кормежку кровью и силой.
— Всего лишь?
— Для меня — не всего, а очень даже. Вы сами знаете, как я жила эти полгода.
— Знаю. Юля, а почему вы не обратились ко мне?
— Потому что она — пади. А я, как ни крути, кое-чем обязана Мечиславу. Если бы стали разбираться с ними, втянули бы и меня. Раньше, позже, все пришло бы к тому же знаменателю. Так какой смысл втягивать еще и ИПФ?
— Мы рады были бы вам помочь.
— И запросили бы не меньше Мечислава.
— Юля!
— Не надо, Константин Сергеевич. Я знаю вас, но и вашу работу я тоже знаю. Я недаром выписываю ваш журнал.
Рокин методично уничтожал котлету. Уже шестую по счету. Люблю, когда люди хорошо едят, у них потом кровь лучше по вкусовым качествам.
— Вы правы, Юля. Но мы, как ни крути, люди, а они — нечисть.
— И что?
— Они опасны для людей.
— Больше всего для людей опасны глупость, невежество, религиозность и фанатизм. А в вашей организации людям прививают все эти качества.
— Юля!
— Не надо, Константин Сергеевич. Я видела вашу экстрасенсоршу.
— Тогда вы понимаете, что мы обращаемся с ней так, как этого требует ее психологический тип.
— И мне были бы обеспечены самые цивильные условия — в строгих рамках и на поводке. Я так не могу. Понимаете, Мечислав тоже требует от меня мою свободу, но возможно, только возможно, я смогу либо найти другой выход, либо сохранить свою душу. А если я приду в ИПФ — это будет невозможно. В принципе. И плата у вас, как и у вампиров. За вход — душу, за выход — жизнь. А мне и то и другое пока самой пригодится.
— Вы совершаете огромную ошибку, Юля.
— Возможно. Но это моя ошибка и моя печаль. И это мой любимый был вампиром. Я ни-когда, никогда уже не смогу охотиться на них, как на диких животных. Я любила Дани-эля. Слишком любила.
— Вы знаете, он предал бы вас, рано или поздно.
Я меланхолично взвесила на руке разделочную доску. Говорят, такими и головы проламывали…
Рокин намек понял.
— Простите, Юля, но вы и сами понимаете — это — не люди. Это нечисть. Нежить. Ночные твари.
— Может, поэтому они не устроили перестройку, демократию и гласность.
— Вы передергиваете.
— И что?
— Юля, я еще раз предлагаю вам помощь и защиту ИПФ.
— Я еще раз отказываюсь. В суть дела я вам посвятила, подробностей и сама толком не знаю — что еще?
— Да много чего. Вот, например, тот паренек, который забегал к вам вчера днем. — а что — с ним что-то случилось?
— Пока нет. Но вообще-то вы подвергаете мальчишку серьезной опасности.
— Если б я раньше это знала.