Ключ для хранителя

Саринова Елена

Обратная дорога до Медянска тянулась бесконечно долго, хотя по своей протяженности была примерно равна расстоянию от столицы до моего же родного города. Грузовой фургон нещадно трясло на сравнительно ровном тракте и я, сначала сидела (лежала, прыгала) внутри, на мягком кроватном матрасе, упакованном в холстину. А потом, устав от унылого замкнутого пространства, перелезла на скамейку к своему возчику, бородатому и улыбчивому мужчине. Он тут же, жутко стесняясь, предложил мне жареные семечки (наипервейшее снадобье от дорожной ипохондрии, по его же словам) и действительно,

на душе стало сравнительно веселее. Пока мы, наконец, не "дотряслись" до Кочи, точнее, до одного из мостов через нее. Вот там и вышла неожиданная задержка в пути.

– А что там такое?
– привстав, попыталась я рассмотреть суету, наблюдающуюся где-то посередине моста и сопровождаемую бодрым перестуком молотков.

– Одначе, опять чинят, госпожа, - философски изрек бородач.
– Пойду, допрошу, надолго ли перекрыли.

И ушел, разминая по дороге затекшие конечности. А я спрыгнула следом и, обойдя запряженную в телегу с торчащими из нее досками, лошадку, выступающую в роли шлагбаума, запереминалась в отдалении...

– Уже скоро, - пояснил вернувшийся минут через пять бородач.
– Настил меняли в трех местах, еще спозаранку начали и перила вкупе с ним. А вообще, могли бы и прежде управиться, - скептически хмыкнул он, оглянувшись назад.

– А что помешало?

– Да руки у них не из тех мест помешали. Тоже мне, плотники. Один сброд скудоумный, джингарский понагнали.

– Джингарский?
– удивленно раскрыла я рот.
– Откуда у нас джингарские плотники? В Ладмении что, своих мало?

– Так своим же башлять надо и не такие крохи, на какие согласны эти пришлецы.

– Да-а, знакомая система...
– глубокомысленно протянула я, с возросшим интересом, всматриваясь в далекие смуглые фигурки, маячившие на мосту.

И действительно, вскоре стук молотков умолк и в нашу сторону, вслед за обшарпанным крытым фургоном, вереницей потянулись иммигранты, на ходу запрыгивая в свою "перевозку". Но, двое из них от общей массы отделились и, неся в руках плотницкие инструменты, направились как раз к телеге позади нас, по-прежнему перегораживающей проезд. Один из них, пожилой, смуглый и совершенно седой, шел впереди, а следом за ним, сильно прихрамывая на левую ногу, едва поспевал лысый мужчина, ростом и внешностью, сильно отличающийся от остальных "брюнетов".

– А вы говорили, одни пришлецы, - мотнула я головой в его сторону.
– А вот же, явный местный житель.

– Так он там един и работал. Да и то, приметьте, хромый и вообще весь какой-то болезный.

– Болезный?
– вгляделась я по внимательнее в рослого плотника и к своему изумлению обнаружила в его "дружелюбном" желтом свечении бурые ошметки неизвестного мне заклятия.
– Ничего себе, болезнь!

Незнакомец, в этот момент, ковыляющий мимо, вдруг остановился и повернул голову в мою сторону, окинув рассеянным взглядом мутных серых глаз. Что-то во мне его явно заинтересовало и на еще молодом, но сильно изможденном лице я заметила целую гамму эмоций, борющихся с вызванной магией сумрачностью:

– Натэя?
– произнес мужчина одними губами.
– Натэя...
– шагнул он ко мне и едва не упал, если бы его тут же не подхватил под руку подоспевший низенький мужичок, одетый гораздо приличнее остальных.

– Вы уж извиняйте,

госпожа, - пропыхтел он, оттесняя мужчину в сторону подъехавшего фургона.
– Он у нас малость ушибленный.

– Постойте! Как его зовут? Я хочу с ним поговорить.

– Да что с ним разговаривать?
– фальцетом выдал мужичок и ускорил свое движение.
– Он все равно вам ничего путного не скажет. Я ж объясняю, ушибленный он, - и насильно, с помощью остальной "бригады", запихал рослого плотника вовнутрь фургона.

– А это уже мне решать, скажет он что путное или нет, - ринулась я вслед за строительным "бригадиром".
– Может, вам заплатить? Сколько?

Коротышка явно заколебался, но, видимо, взвесив что-то в своей голове, тяжко вздохнул:

– Я же вам говорю, госпожа, нельзя с ним разговаривать. А если уж вам так... взыграло, то договаривайтесь с моим начальником. Пусть он разрешает, - и заскочил последним в уже тронувшийся вновь гужевой транспорт.

– Да как это нельзя? У вас что на него рабское право?
– упрямо поперлась я следом.
– И кто ваш начальник в таком случае?

Но, ответом мне стали понурые лица трясущихся в фургоне иммигрантов и тягостная тишина, нарушаемая лишь удаляющимся скрипом колес. Да и то, кто-то из сидящих там, внутри, наверняка, чтобы я не прожгла его ненароком взглядом, решил откинуть вниз заднюю стенку матерчатого залатанного тента, на которой едва проглядывался выгоревший на солнце логотип: две заглавные буквы, Т и Г, оформленные в эллипс.

– Не может быть...
– потрясенно выдохнула я.
– Вероника...

"Вероника, выгодно избавившаяся от семейной конторы. И кому ж ты ее сбагрила? Какому проходимцу?..", - закусив губу, нетерпеливо ерзала я на скамейке, готовая прямо на ходу выпрыгнуть из фургона и самой подталкивать его сзади... Как то раз, она пришла ко мне со своими стихами, в большом желании устроить вечер романтической поэзии. Наверняка, у нее там было и что-то интересное, но вечера тогда у нас все равно не получилось. Потому что у Сима в столице обнаружились срочные дела, а я для баронессы была, видимо, не таким авторитетным ценителем ее творчества. Но, вот папочку, в которой эти "творения" хранились, я тогда запомнила... по как раз вот такому логотипу, тесненному на черной качественной коже серебром: две заглавные буквы, Т и Г, оформленные в эллипс. "Вытрясла из нее какие-то бумаги покойного мужа", - поглаживая матовую поверхность, пропела тогда Вероника... А мне теперь предстояло вытрясти у нее имя покупателя ремонтного наследства семейства Тумбаль-Гонз...

В Медянск мы в итоге приехали только под вечер и, спешно разгрузив с помощью магии фургон, благо, опыт таковой (правда по горизонтальному перетаскиванию мебели) у меня уже имелся, я, первым делом кинулась в сыскное агентство к Полозину. Но, здесь меня ждало очередное разочарование в лице крайне озадаченного господина Гаяна:

– Вы знаете, - ответил он мне, барабаня длинными пальцами по столу.
– Я и сам уже, честно говоря, несколько напряжен его длительным отсутствием. Еще четыре дня и крайний срок. К нему должен человек приехать из Бадука по совсем другому вопросу. И он к этому времени уж точно обязан появиться. А пока ничем вас порадовать не могу.