Ключ для пешки
Шрифт:
— О ком?! — девушка моментально справилась с нахлынувшими эмоциями, но Тоня успела заметить и слишком радостную улыбку, и замешательство, и огромное волнение, которое Рашевская тут же попыталась тщательно скрыть. — Тоня, с чего ты это взяла?! Мы с ним даже толком не общались ни разу, — голос Ирины сильно изменился, как ни пыталась она говорить с прежней интонацией.
Тоня встала, подошла к окну. До нее вмиг дошло, какую ошибку она сейчас совершила. По натуре тонкая и чуткая, она сразу поняла, что озвучила сейчас самые тайные мечты Ирины, в которых та не решалась признаться даже самой себе.
— Ирин, ты извини… Зря я затеяла этот разговор, — в глазах
— Тонь, подожди… — Рашевская быстро вскочила с кресла, остановила…
Тоня не выдержала и разрыдалась. Села обратно на диван, закрыв лицо руками. Ирина опустилась рядом, тихонько тронула ее за плечо:
— Тонь… Тоня…
Рашевская со вздохом откинулась на спинку дивана: надо дать подруге проплакаться. Она ждала, в замешательстве, глубоко задумавшись, что же сейчас делать и что сказать, когда нужных слов не находилось. Когда Тоня немного успокоилась, Ирина, опустив голову на руки, с трудом выдавила:
— Тоня, я… знаешь, ведь… Короче… ты сама уже все поняла. И, согласись, я в этом не виновата.
— Я тебя и не виню, — сквозь слезы ответила девушка.
— Просто, понимаешь… Мои чувства — это моя проблема. А в действительности у нас с Литвиновым даже намека на какие-то отношения никогда не возникало. Когда-то он пытался меня пригласить… — Ирина осеклась: а ведь подруга, возможно, действительно права.
— Ну вот, видишь, — подтвердила ее догадку Тоня.
— Я отказалась тогда, — пробормотала Рашевская. — Ну и все. Кто тебе вообще сказал подобную чушь?
— Он сам. Своей музыкой. Песнями.
— Блин, при чем тут песни?!
— При том. Просто ты не слышала.
— Тонь, у тебя нет температуры? Кто тебе сказал, будто он обо мне все это пишет?!
Тоня молчала с минуту и наконец ответила:
— Я знаю. Не переживай, информация достоверная. Только от кого — сказать не могу. Не моя тайна.
— Бред какой-то.
— Не хочешь — не верь. Дай лучше зеркало.
Рашевская принесла зеркальце и ватные диски. Тоня вытерла растекшуюся тушь, привела себя в порядок.
— Все, — Тоня натянуто улыбнулась. — Я пойду. Да не переживай ты. У меня с ним все равно ничего не получилось бы.
— Почему ты так думаешь?
— Да потому, — с раздражением ответила девушка.
— Тоня… Ты же моя лучшая подруга… Я не могу вот так…
— Ирин, я поняла то, что хотела понять. Я не буду вмешиваться и отойду в сторону. Одному удивляюсь: как ты можешь вообще ничего не видеть? И не бери в голову. Я сейчас позвоню Денису и пойду с ним… куда-нибудь.
— Дашь ему шанс?
— Дам. Сколько уже можно его мучить.
— Кремлев хороший парень.
— Да. Пора мне тоже это понять. Ну пока.
— Пока…
Едва закрылась дверь за Тоней, Рашевская прислонилась спиной к стене. Сердце учащенно забилось, радостная улыбка озарила красивое лицо. Не могла же Тоня просто так это все придумать! В этот момент Ирина ясно ощутила: в ее жизни поменялось очень многое. В карих глазах засветилось что-то новое, пока еще непривычное, но такое… счастливое.
Федя в задумчивости брел по коридору. Он никак не мог забыть взгляд, который вчера, после физики, бросила на него Ириша. Юноша убеждал себя снова и снова: он увидел в ее глазах лишь то, что сам хотел, вернее, мечтал увидеть. Но все равно улыбка не сходила с его лица. Ведь так приятно было думать об этом! И тут Федю точно облили ледяной водой: в конце коридора сидели на скамейке Ирина с Яном и весело о чем-то болтали.
— Ты чё такой загруженный? — усмехнулся Ян.
— Я не файл, чтобы быть загруженным, — огрызнулся Федя. — Все у меня нормально.
— Ну-ну, — Шабуров очень похоже изобразил Путина.
В другой раз Федя рассмеялся бы, но сейчас ему было вовсе не до смеха.
— О чем с Рашевской говорили? — не выдержал Литвинов.
Ян внимательно на него посмотрел.
— Да так, ни о чем. Она подсела, спросила, как нам вчера фильм.
— Она разве тоже ходила?
— Ты совсем слепой? Они вчера с Тоней там были.
— Я не видел…
Федя помрачнел еще сильнее. Тупо уставился в пол. Запас слов для разговора себя исчерпал.
— Может, сегодня на речку пойдем? Погода хорошая, — предложил Ян.
— Нет, я не хочу.
— Ну и куда тогда?
— Никуда.
— Да что с тобой такое?
— Ничего, — огрызнулся Федя, встал и ушел.
На уроке, сидя с Яном за одной партой, Федя поначалу жутко злился на него, сам не понимая почему. Потом понемногу остыл. Ян молчал.
На следующий день все стало намного хуже. Рашевская будто специально дразнила Литвинова. На обеде в школьной столовой она подошла к столику, где сидели Ян с Федей:
— К вам можно?
Федя подавился, закашлялся, Ян же быстро вскочил, галантно подвинул стул:
— Ты еще спрашиваешь! Нам — за счастье.
Ирина улыбнулась.
Немного помолчали, Рашевская первая начала разговор:
— Федя, ты знаешь, что летом в Сочи будет фортепианный конкурс?
— Да, мне говорил преподаватель, — Федя едва соображал, что говорит, тупо глядя в тарелку с супом.
— Поедешь?
— Пока не знаю. Вообще, нет, наверное.
— Почему?
— Я на этот-то конкурс столько сил потратил… — Федя наконец решился поднять глаза на девушку. — Я ведь на исполнительский вряд ли пойду и ставки на это не делаю. А здесь надо столько труда вкладывать… Зачем?
— Как это зачем? Твой талант в землю закапывать… Федь, это преступление.
— Да какой талант, просто удачно тогда сыграл, — Федя покраснел.
— «Просто удачных» выступлений не бывает. Сразу же все видно. Вернее, слышно, — Ирина изящно разрезала в тарелке листья салата. — Ну ты же все равно свяжешь свою жизнь с музыкой?
— Наверное, да.
— Почему «наверное»?
— Просто до недавнего времени в нашей семье музыка как будущее не рассматривалась. Дома Олег вообще запрещал мне играть на пианино: его от каждого звука трясло, поэтому я всегда занимался только на синтезаторе, в наушниках. У меня было одно будущее: экономический. Сейчас вот, после конкурса, взгляды немного поменялись и появилась надежда, что я сам смогу выбрать то, чем буду заниматься дальше.