Ключ к тайне
Шрифт:
– Ничего, это легко узнать. После еды мы запишем все их приметы: как они выглядят, во что одеты, какие у них лошади. А когда понадобится, спросим у людей – может быть, их знает отец Питера или мистер Белл. Главное – не упустить ни одной мелочи.
Мы и думать забыли о скуке или усталости. Охота началась. Поев и записав все, что нужно, мы поспешили к своему наблюдательному пункту на склоне горы и начали смотреть на башню в подзорную трубу.
Лошади стояли на том же месте, где их привязали, переступая с ноги на ногу и отмахиваясь от мух. Через некоторое время подъехало еще два человека; один из них держал на рукавице сокола: пусть встречные думают,
– Их тоже придется взять на заметку, – пробормотал Том.
Через полчаса совсем с другой стороны появились три пешехода. Они бегом спустились по крутому склону Южного Холма. У одного из них была черная борода лопатой.
– Это Энтони Дункан, – сказал я. – Он самый богатый землевладелец в Траутбеке, вон там. – Я перекатился на другой бок и, опершись на локоть, взглянул на Тома. – Что они затеяли?
– Вот это мы и должны узнать.
Потом прибыло еще несколько человек, кто на лошади, кто пешком; те, которые явились пешком, наверное, оставили своих лошадей в укромном месте, за несколько миль от башни, и шли напрямик через горы. Если бы они ехали по одной тропинке, это сразу бросилось бы в глаза.
Последнего из вновь прибывших мы встретили возгласом удивления. Это был известный в Камберленде дворянин. Я не буду называть его имени, так как он давно мертв и я не хочу напоминать его семье о человеке, опозорившем ее.
Когда он взбежал по ступенькам и исчез в дверях, Том процедил сквозь зубы:
– Чем дальше, тем больше растет опасность.
Сколько мы ни допрашивали его, больше ни слова вытянуть не могли.
– Если здесь то, чего я опасаюсь, то надо действовать быстро, быстрее, чем я думал. Речь идет о жизни многих тысяч людей. Дорого бы я дал, чтобы послушать, о чем они там говорят! – Вот и все, что он сказал.
Но здесь и думать было нечего о том, чтобы вскарабкаться вверх по стене, как я это сделал на берегу Темзы. По крыше «замка» ходил часовой, его пышная шляпа с пером мелькала между зубцами башни. Подкрасться незаметно было просто невозможно. Хорошо, что мы находились далеко от башни и могли уйти, когда нам заблагорассудится. Около полудня мы так и поступили. Том сказал, что нет смысла торчать на солнцепеке: все, что можно было разглядеть с такого расстояния, мы уже видели, а теперь следует действовать по-другому.
– Может быть, подождать, пока они уйдут, а затем пробраться в башню? – предложил я. – Они, наверное, прячут там какие-нибудь документы.
– На это я и рассчитываю, – ответил Том, попыхивая трубкой. – Прежде всего мне нужны их имена. Как только они уберутся восвояси, я пойду в башню и посмотрю, что там внутри. – Он взглянул на нас и ответил на немой вопрос: – Да, один. Жаль вас разочаровывать, но это слишком важное дело, чтобы думать о личных обидах. Когда я один, я лучше соображаю. Надо побывать в башне так, чтобы не оставить никаких следов. Опасность утроится, если в этом примут участие три человека. Кроме того, нужно, чтобы Питер стоял на страже у конной тропинки. Вдруг кому-нибудь из них придет в голову вернуться.
– Можно и мне пойти с Питером? – робко спросила Кит.
– Лучше не стоит. Двое часовых менее надежны, чем один: они отвлекают друг друга. Ты останешься в лагере.
Мы не спорили. Приказ есть приказ. Мы знали, что от успеха предприятия Тома зависит слишком многое; кроме того, мы понимали, что он прав. Когда на страже стоят
Чтобы Кит не обиделась, Том велел ей остаться на вахте всю вторую половину дня, он сам хотел немного отдохнуть.
Около пяти часов вечера я пришел сменить ее. Она сказала, что почти все заговорщики давным-давно разошлись; около башни остались только две лошади. Я отослал ее в крепость, условившись, что прибегу сказать, как только уедет последний гость и путь будет свободен.
Была уже ночь, когда сэр Филипп и джентльмен в желтом вышли из башни и заперли за собой дверь. Из осторожности я не двигался с места до тех пор, пока они не скрылись в долине. Тогда я бегом помчался в «крепость». Том и Кит ужинали.
– А я собирался идти тебе на смену, – сказал Том.
– Наконец-то убрались. Долго же они там сидели!
– У них идут серьезные приготовления, – пробормотал Том. Он зевнул и потянулся. – Ешь скорее и пойдем вниз.
– Пошли сейчас, – предложил я, – а то совсем стемнеет.
– Не спеши. В башне все равно темно: там ведь окна – как щели. Я возьму с собой свечу.
Пока я ел, он изложил свой план. Я спущусь в долину и спрячусь около конной тропинки. Если кто-нибудь появится, я предупрежу Тощ криком совы, а затем буду выбираться из опасной зоны, время от времени повторяя условный сигнал, чтобы быть уверенным, что Том меня слышит. В свою очередь, он, если ему удастся беспрепятственно завершить все задуманное, известит меня свистом. Тогда я буду знать, что моя вахта окончена, и смогу возвратиться в лагерь. Пока нас нет, Кит никуда не отлучается из «крепости».
– Надеюсь, здесь нет настоящих сов, – сказал Том.
– Может быть, лучше свистнуть?
– Нет, свистом ты выдашь себя. Свисти только в том случае, если поймешь, что совиный крик не долетит до башни… Хотя вот что: если вдруг крикнет настоящая сова, тогда свистни, а то я могу ошибиться. Надеюсь, ты не спутаешь?
– О нет. Крик совы – в случае опасности, свист – если все в порядке.
– Я не сомкну глаз, – жалобно сказала Кит, – и буду прислушиваться к малейшему шороху в долине!
Я проглотил последний кусок, Том выколотил свою трубку, и мы двинулись в путь. Спускаясь с горы, мы не переговаривались даже шепотом. Вскоре мы очутились у подножия лестницы, и перед нами на фоне испещренного звездами неба появился прямоугольный силуэт огромной башни. Том нашел в темноте мою руку, сжал ее, ободряя меня, и поднялся по ступеням. Много бы я дал за то, чтобы остаться с ним, но каждый должен делать свое дело. Я повернулся и зашагал по конной тропинке.
Пройдя полмили, я решил, что пора остановиться. Если я подам сигнал тревоги за минуту до приближения опасности, Том успеет добраться до двери и благополучно скроется от Преследователей; если же я спущусь дальше по тропинке, то мы можем не услышать сигналов друг друга. Я заметил, что ветер дует мне в лицо. Это хорошо: он поможет мне услышать приближение людей и донесет мой сигнал до Тома,
Я сел и начал прислушиваться. Пенясь и бурля, с громким шумом катил свои воды по каменистому ложу Глендермейкин, но вскоре я перестал слышать шум воды. Он не мешал различать другие звуки. Мне казалось, что кругом тихо, так как я выключил из своего сознания непрерывное, однообразное журчание реки. Но я знал, что человеческий голос, топот копыт или звяканье уздечки прозвучат как выстрел для моего напряженного слуха.