Ключ к загадке
Шрифт:
– Здравствуйте, - поприветствовал владелец посетителя на немецком.
– Чем я могу вам помочь?
– Здравствуйте, господин Шварц, - мужчина перешел на английский.
– Уолтер Чемберз порекомендовал мне обратиться к вам за помощью.
– Уолтер Чемберз?!
– Шварц спохватился и перешел на уверенный английский.
– Не ожидал, что вы прибудете так скоро. Подождите секунду.
Он подошел к двери, выглянул наружу, убедился, что никого нет, замкнулся.
– У меня сейчас не так много посетителей, не то что раньше, - с грустной улыбкой вздохнул Шварц.
– Сами понимаете, эти новые законы не способствуют развитию бизнеса, да и компания, развернутая против нас на уровне правительства. Но многие
– Я все понимаю, - кивнул мужчина.
– Что же, - Шварц хлопнул ладонями и потер их друг о друга, - перейдем к вашим проблемам, мистер... Простите, господин Чемберз не сказал, как вас зовут.
– Джек Блэк, - ответил мужчина.
– Джек Блэк, - Шварц словно бы распробовал имя своего гостя на вкус.
– Да мы с вами однофамильцы! Псевдоним так себе, мистер Блэк. Настоящее имя не назовете.
Мужчина не ответил на вопрос, отстраненно рассматривал товары.
– Понятненько, - Шварц не обиделся.
– Ну, пойдемте, - завесив занавески, и вернувшись за прилавок он скрутил ковер-дорожку и поднял крышку, за которой находились ступеньки, ведущие в погреб.
Мужчины спустились вниз, Шварц зажег лампочку, болтающуюся у свежепобеленного потолка. Взгляду Блэка открылось заставленное ящиками помещение. У одной из стен стоял верстак, на котором лежала небольшая коробочка.
– Полагаю, это для вас, - Шварц кивнул в сторону коробочки. Блэк недоверчиво глянул на хозяина, подошел к верстаку.
– У вас нет чего-нибудь, чем бы я мог ее открыть?
– спросил он у Шварца.
– Одну секундочку,- Шварц направился к ящикам, просунул руку между ними, достал оттуда ломик длиной с локоть протянул его Блэку.
– Благодарю, - вскрыв коробок, мужчина заглянул внутрь и обнаружил там новенький Вальтер ППК.
– Отлично!
– он достал из кармана деньги и протянул их Шварцу.
– С вами приятно иметь дело, - улыбнулся хозяин, пересчитывая купюры.
– Надеюсь, я могу рассчитывать, что в случае если вы попадете в переделку, полиция не узнает моего имени?
– Само собой разумеется, - кивнул мужчина.
– Тем более у меня к вам будет еще одна просьба. Точнее две.
– Я весь внимание.
– Мне нужно навести справки относительно одного человека: где бывает, что делает, возможно, узнать адрес проживания. Мне точно известно, что в настоящий момент этот человек в Берлине. Зовут его Карл Эмберх.
– Я слышал это имя, - оживился Шварц.
– А зачем он вам нужен, могу полюбопытствовать?
– К сожалению нет.
– Какие вы англичане скрытные, - хмыкнул еврей.
– Кто он такой, этот ваш Эмберх?
– Состоит в НСДАП, состоит на госслужбе.
– Это все?
– Пока да, но если что-то самостоятельно сумею разузнать, то сообщу при следующей встрече.
– Полагаю, хватит и этих сведений. Ну а вторая просьба?
– Мне нужно настоящее оружие. Хотя бы винтовку.
Шварц опустил голову, правой рукой почесал подбородок.
– Сложновато будет. Очевидно, вы хотите кого-то убить, а мне такие проблемы ни к чему.
– Я же сказал - ваше имя ни в коем случае не всплывет, в этом можете быть уверены.
– Боюсь, вашего слова недостаточно, господин Блэк. На меня ведь могут выйти и без ваших показаний. Впрочем, я многим обязан мистеру Чемберзу, а он просил сделать для вас все, что возможно. Его просьбу я выполню. Но понадобится время. Приходите в конце месяца, недели через две.
– Договорились. Спасибо вам, господин Шварц. Поверьте, вы помогаете хорошему человеку.
– Хороший, плохой - это, знаете ли, категории оценочные, в нашем деле неприемлемые. Когда надо плохой станет хорошим, а хороший плохим.
–
– Погодите прощаться, дверь же замкнута.
Еврей поднялся вместе с ним, закрыл подвал, расстелил ковер, открыл занавески, отомкнул дверь, выглянул наружу.
– Вроде никого. Бывайте, господин Блэк, - Шварц похлопал своего нового знакомого по плечу.
– Будьте осторожны, сейчас в Германии не так безопасно, как в Англии.
– Обязательно, - кивнул мужчина в ответ.
Оставив лавку Шварца за спиной, бывший английский военный Джеймс Сквайрс твердым шагом направился на железнодорожную станцию. Ему предстояло проделать большую работу.
Глава 7
1
На долю России в двадцатом веке выпали страшные испытания, которые она, не смотря ни на что, смогла выдержать. Здесь и политическая нестабильность, и смута, развал всего государства, его восстановление на социалистических началах, коллективизация и индустриализация, которые привели к выселению миллионов кулацких семей, чудовищный голод в Поволжье, затем еще один, внутрипартийное противостояние, завершившееся чистками тридцатых годов.
Совершенные в этот период преступления принято использовать для дискредитации не только СССР, но и всего коммунистического движения, вплоть до полного приравнивания его к фашизму, для чего в оборот ввели термин тоталитаризм. Однако серьезные исследователи, а не предвзятые и заинтересованные в пропаганде необъективной точки зрения, всегда указывали, что для подобного уравнения не имеется оснований. И на то имелись серьезные причины.
Во-первых, в отличие от Германии Россия пережила страшную гражданскую войну, которая оставила глубокий отпечаток в народной памяти. Две стороны конфликта - красные и белые - питали друг к другу искреннюю и сильную ненависть. По окончанию войны поддерживающие проигравшую сторону зачастую возвращались на прежнее место жительства. И не редко встречали там ярых сторонников красных, которые жаждали мести даже сложившим оружие белым. Суды в двадцатые годы, как правило, снимали с большинству бывших сторонников Колчака и Деникина обвинения и отпускали. Расстрел регулярно заменялся тюремным сроком в десять-пятнадцать лет. Властью был взят курс на разрядку обстановки внутри страны в надежде избежать новой вспышки насилия. В известной степени это удалось- нападения на представителей новой власти постепенно снижались, акты террора против коммунистов на местах к середине двадцатых наблюдались редко. Однако будучи крестьянской страной, Россия представляла неудачное место для построения социализма - отдавать хлеб за бесценок жители деревни не хотели, а между тем вся система хозяйствования была построена на администрировании цены как на хлеб, так и на зерно. Причем цены назначались гораздо ниже мировых и удерживались на этом уровне за счет монополии государства на внешнюю торговлю. Не удивительно, что крестьяне не рвались наращивать производство зерна, в связи с чем и произошли кризисы хлебозаготовок во второй половине двадцатых, приведшие Сталина, уверенного в наличии у крестьян громадных излишек которые те утаивали, к мысли о необходимости насильственной коллективизации. Следует отметить, что идея эта была неоригинальной и принадлежала левой оппозиции, считавшей, что темпы индустриализации в стране недостаточны.