Ключ Неба
Шрифт:
Раздвигает его кончиками пальцев.
Закрывает глаза, раздвигает еще больше и входит.
Открывает глаза.
И вот он. Ковчег Завета, золотой, два с половиной локтя в длину, полтора локтя в высоту и полтора локтя в ширину, капорет снят и прислонен к стене, херувимы на крышке смотрят друг на друга с вечным упреком.
Единственное доказательство того, что Сам-Эль и Итамар были здесь, – две горстки пепла на полу на расстоянии примерно двух метров друг от друга.
Эбен встает на цыпочки и пытается заглянуть через край Ковчега на дно.
Но ничего не видит.
Тогда он подходит совсем близко.
Внутри –
А в самом центре Ковчега извиваются, свернувшись восьмеркой, две черные кобры: живые, сильные, кусающие друг друга за хвосты.
Эбен протягивает руку и прикасается к краю Ковчега.
Его не убило, не ослепило, и он все еще в своем уме.
Тогда он упирается коленями в край и хватает змей обеими руками. Как только его плоть касается их кожи, змеи затвердевают и выпрямляются, превращаясь в деревянные посохи метровой длины с металлическими наконечниками в виде змеиных голов и золотыми шипами внизу.
Жезл Аарона.
Жезл Моисея.
Эбен затыкает один за пояс.
Другой держит в руке.
Опускается на колени, чтобы дотянуться до таблички, и переворачивает ее.
Она пустая с обеих сторон.
Эбен фыркает, чувствуя, как сжимается сердце. Вот он – Завет Создателей.
Пустая каменная табличка.
Будь они прокляты.
Открывать урну он опасается: наверняка это она – источник манны. Аксумиты будут ее охранять: владение источником, который сможет производить пищу после События, станет существенным преимуществом, если, конечно, разобраться, как он работает, но пока в этом нет нужды.
Остается только сморщенный кусочек шелка.
Эбен отодвигает его в сторону концом посоха и видит… вот оно.
Он наклоняется и подбирает находку. Вертит в руке.
Ощупывает.
С недоверием качает головой.
Тук-тук.
Кто-то стучит в дверцу.
Эбен разворачивается и пересекает Кодеш ха-Кодашим. Отпирает замок, чтобы человек по ту сторону смог открыть дверцу.
Хиляль просовывает в отверстие изуродованную голову.
– Ну что, учитель? Я не мог просто сидеть и ждать.
– Ты мне не поверишь.
– Он открыт?
– Да.
– Кто это сделал?
– Сам-Эль и Итамар.
– Они выжили?
– Нет.
– Бог забрал их.
– Да, мой Игрок. Бог забрал их.
– И что было внутри?
– Это, – говорит Эбен, показывая ему змеевидные посохи. – Они – живое оружие. Жезл Аарона и жезл Моисея, змеи поедающие, первые создатели, Уроборос. Символы нашей чистоты, символы охотников на Эа. Даже если наша Линия никогда не найдет Оскверненного, эти посохи сослужат хорошую службу в Последней Игре.
– Что там было еще? Завет?
– Нет никакого Завета, Игрок. Скрижаль пуста.
Хиляль отводит глаза.
– Было ли там что-то еще, учитель? – стиснув зубы, спрашивает он.
– Да, Игрок. И ты не поверишь что.
Эбен протягивает свою находку, и Хиляль осматривает ее. Это тонкая коробка из черного металла, размером с большой смартфон, слегка изогнутая и с отметкой в одном из углов. Эбен передает ее Хилялю – как только Игрок 144-й Линии прикасается к коробке, та начинает светиться.
Хиляль смотрит на Эбена.
Эбен смотрит на Хиляля.
– Пора вступить в Последнюю
– В Последнюю Игру, учитель.
Ань Лю
Над Ла-Маншем, курс 0° 12’ 56’’
Спазм.
Он свободен.
Но где именно он находится, пока неясно.
Ань осматривает пульт управления «Линксом», находит панель навигации и механизм включения автопилота. Нажимает несколько кнопок на сенсорном экране и видит перед собой Ла-Манш. Огни на севере – Дувр. Но возвращаться в Англию он не хочет. Ни за что, ни за что – хлопСПАЗМхлоп – ни за – хлопСПАЗМ – что – хлопхлопСПАЗМХЛОПХЛОПХЛОП – ни за что.
Ань бьет себя по щекам, чтобы усмирить тик.
Как ни странно, это срабатывает. «Тиёко Такеда, – шепчет он. – Тиёко Такеда».
Из носа капает кровь.
Спазм.
Он с силой выдыхает воздух. Адреналин постепенно выжигается. Зато нарастает головная боль, словно пропитавшая каждый кубический сантиметр его черепа. Ань кладет руки на штурвал. «Линкс» послушно описывает полукруг над водой и ложится на курс 202° 13’ 35’’. Еще раз пролетает мимо горящего миноносца – на этот раз в трех километрах к востоку. Ань надеется, что его не заметят, что пушки все еще не готовы, а еще лучше – что все слишком заняты пожаром, чтобы отвлекаться на стрельбу.
На панели управления обнаруживается сектор, который ему незнаком, зато прекрасно объясняет, как и почему вертолет взлетал без прожекторов и габаритов. А также – почему его до сих пор не сбила парочка F/A-18.
Он взлетал в темноте, потому что мог.
Странная панель – это система маскировки, и она уже включена.
На этой «птичке» Ань сможет исчезнуть абсолютно незаметно.
Хлоп. Спазм.
Почему маскировка включена? Если бы он летел на «Линксе» как пленник, это имело бы смысл: он – Игрок Последней игры, один из самых опасных людей на планете. Но вертолет начал готовиться ко взлету еще до того, как Ань выбрался на летную палубу.
Так зачем было взлетать тайно?
Хлоп. Спазм. Хлоп.
И тут он дергается вперед, как будто кто-то ударил его сзади по шее.
Металлический ящик в грузовом отсеке.
Металлический ящик размером с гроб.
ТИЁКО ТАКЕДА.
Ань поднимает вертолет на 50 метров над водой – безопасная дистанция между ним и волнами – и включает автопилот и вводит новые координаты в навигационную систему – 140° 22’ 07”.
Выбирается из кресла второго пилота и оказывается прямо перед ящиком.