Ключ от Дерева
Шрифт:
– Ай-ай-ай, какая жалость! Кто бы только мог подумать! Ты полагаешь, что это я виноват? – деловито осведомился старец.
– Твоя вина, что его не спас, не предупредил о том, куда не стоит заглядывать безрассудству молодости, – ответил друид.
– Да, ты меня винишь, винишь и по сей день. А иначе ты бы должен признать, что сам потащил его за собой в бездну. Предлагал я тебе оставить парня у меня, подкормился бы, отдохнул, глядишь, и отогрелся бы душой, – упрекнул Травника дед.
– У тебя отогреешься, как же, – в тон ему ответил друид, и в глазах его неожиданно для Яна сверкнул гнев. – От тебя же могильным мраком веет, ты душу выстуживаешь, тоска и смерть за твоей спиной. Но учти: больше ты лазеек к моим людям не отыщешь, никакие имена тебе не помогут. Давай ближе к делу.
Старик с минуту печально смотрел на друида, затем укоризненно покачал головой.
– Эх, Симеонушка, все бы тебе старых людей обижать! А я-то спешил
Травник обернулся к Яну и попросил его отойти в сторонку, после чего сел на скамейку рядом со стариком, и они принялись тихо беседовать. Ян в первую минуту удивился, даже обиделся малость, однако явственно представил у своего уха тонкие и бескровные губы старца, надтреснутый голос, подсыпающий в душу дребезжащие слова, полные тайных намеков и невысказанной угрозы. Ему тут же захотелось отшатнуться, как от змеи, вдобавок в ухе сильно зачесалось. Зуд стал нестерпимым, и Ян стал отчаянно ковырять мизинцем. В этот миг Травник поднял голову, посмотрел на него, и Коростелю показалось, что друид подмигнул ему. Через несколько мгновений предводитель друидов уже стоял на ногах, а старик все семенил вокруг, говоря без умолку и буквально захлебываясь словами. Травник что-то коротко бросил, слово ли, звук ли это был, и тот осекся на полувздохе, тут же сник и мрачно потупился. Травник подошел к Яну и Збышеку, и они быстро направились к выходу. Яна так и подмывало обернуться и посмотреть, что там делает дед, но почему-то не хватило духу, и он шагал, еле поспевая за широко шагающими спутниками, чувствуя спиной пристальный, неприятный взгляд хозяина кладбища.
Наскоро перекусив в соседней дубовой роще, друиды стали держать совет. Травник поведал о разговоре со старцем и сказал, что они пришли к согласию и можно выступать.
– Мне кажется, лучше всего, если в этот раз я буду тебя сопровождать на Мосту, – сказал Лисовин.
– Я очень ценю твою заботу, о лучшем сопровождающем я не мог бы и мечтать, – ответил Зеленый друид. – Однако будет лучше, если ни один из Посвященных не вступит на порог Ожидания. Поэтому рядом со мной будет Ян. Обычный человек на Мосту всегда вне опасности, если он остается на левой стороне и не вздумает сигать через перила.
– Может, ты возьмешь с собой Молчуна? – осипшим голосом спросил толстый друид Снегирь, познания которого были Яну неизвестны. Снегирь все время держался рядом с молодым парнем, от которого Коростель за неделю не услышал ни одного слова. Он не был немым в прямом смысле слова, иногда издавал тихие восклицания или бормотал что-то неясное себе под нос, остальное же время молчал, и на его губах постоянно цвела наивная детская улыбка. Однако убогий, каким считал его Ян, носил с собой приличных размеров лук и полный стрел колчан, а с широким кинжалом не расставался даже во сне. На советах Молчун внимательно прислушивался ко всему, о чем говорили, и Ян замечал короткие внимательные взгляды, которыми изредка обменивались с немым Травник и рыжебородый Лисовин. В них можно было прочитать все что угодно, кроме жалости к больному и слабоумному товарищу. Несколько раз Молчун пытался заговорить с Коростелем, но голос ему отказывал, а в красноречивых жестах немого Ян ничего не мог понять и беспомощно улыбался в ответ. Молчун начинал волноваться, его лицо краснело, он отчаянно тряс руками, сопел, и тогда подходил Збышек, уводил немого в сторонку и что-то успокаивающе шептал ему, объясняя на незнакомом Яну наречии. Молчун сразу сникал, словно из него выпускали воздух, глаза его теряли осмысленное выражение, и в конце концов он засыпал крепким сном славно потрудившегося человека. Наутро он, как обиженный ребенок, несколько часов дулся на Яна, угрюмо посматривая на него издали, потом все забывал, его легковесная память стиралась начисто, и он снова был весел и общителен. Ожидания или тревоги были ему непонятны, а вынужденное безделье он обычно скрадывал вырезыванием из дерева разных зверюшек и диковинных птиц, украшенных причудливой резьбой. Однажды Молчун и Яну вырезал маленькую дудочку и даже просверлил в ней нужное количество отверстий, взяв для сравнения сопилку Коростеля. Он расставил их по какой-то своей системе, однако сколько Ян ни дул в нее, ему не удалось извлечь из дудочки немого хоть сколько-нибудь музыкальный звук или даже намек на него. Как всегда, Молчун принялся на пальцах что-то ему объяснять. Ян ничего не понял, однако сердечно поблагодарил немого и спрятал бесполезную дудочку в свой заплечный походный мешок. Он был уверен, что увидел в тот день в глазах немого разочарование и растерянность, и дал себе слово научить Молчуна резать дудочки и играть хотя бы простенькие мелодии.
– Я бы рад, – тихо сказал Травник. – Но ты сам знаешь, Снегирь,
– Но это для него единственный шанс снова все вспомнить! – воскликнул юный Март, вскочив от волнения с места.
– Может быть, и вспомнить, а может – все забыть, – задумчиво проговорил Лисовин, и Ян вновь увидел перед глазами трясущиеся пальцы Молчуна, словно почувствовал, как бьется в тесной клетке тела его больная мятежная душа и силится вырваться наружу, к свободе, к пониманию.
– Я присмотрю за ним, – сказал Лисовин и отправился будить Молчуна, мирно спавшего под тенью раскидистого дуба. Травник кивнул в ответ, и это был жест благодарности.
Всем было велено отдыхать. К вечеру отряд должен был спуститься к реке, и Яну были знакомы эти места. Предстояла трудная бессонная ночь, и Травник долго беседовал с Яном, советовал, как себя вести в непредвиденных ситуациях, о чем можно спрашивать Привратника, какие можно подать в случае чего условные сигналы или предостерегающие жесты. О хозяине кладбища Травник предпочел не распространяться.
Солнышко пригревало все сильнее, и деловитые пчелы усеяли цветы на поляне, усердно выискивая весеннюю сладость. Под их мерное жужжание Яна разморило, он растянулся под деревом и крепко заснул. Травник тоже спал, и на его руке дремал большой желтый махаон с длинными косами на парусиновых крыльях, испещренных радужными пятнами. Под зеленым дубом сидел Лисовин и что-то тихо объяснял улыбающемуся Молчуну. Немой друид кивал и раскачивался из стороны в сторону, а его пальцы нервно подрагивали и вязали из травинок узлы. Книгочей сидел с раскрытой книгой, а Март быстро писал в маленькой тетради оленьей кожи, и брови его были приподняты от удивления собственным мыслям.
Ветерок залетел на заброшенное кладбище, пробежал по могилкам и надгробным камням, заглянул в дальние аллеи, словно искал кого-то, однако там было безлюдно и тихо, и маленькая лавочка была пуста. Ветерок лениво поиграл ветками сирени, дунул беззаботно на цветы бессмертника, обступившие полуразрушенные ворота погоста, и стремительно умчался прочь.
ГЛАВА 7
НА МОСТУ
Ночь тихо опустилась над рекой, вода потемнела и тихо журчала у левого пологого берега, а течение лениво накручивало буруны в зарослях камышей. Тишина стояла в лесном логе, затуманенном весенними испарениями земли и трав. Здесь остановился на отдых маленький отряд друидов, идущий издалека по своим надобностям. Путники развели маленький костер и подвесили котелок с хариусами, пойманными на быстрине хитрым Лисовином. Травник и Ян стояли у воды, бурой от тины, покрывшей отмель, и глаза их неотрывно следили за течением, пропадающим из виду посередине реки. Дикие утки пересвистывались в высокой траве, взрослые селезни рыскали в плавнях в поисках корма, а на другом берегу еле слышно тявкала невидимая лисица.
– Смотри, Ян, – тихо молвил друид, вылавливая что-то в воде длинным ореховым прутом. Серый и ноздреватый, этот предмет тихо покачивался в прибрежной зыби, и был виден только краешек его поверхности.
– Что это? – спросил Дудка, поддев его кончиком сапога.
– Первый посланец, – усмехнулся Травник. – Давненько я их не встречал в это время года.
– Чей посланец? – удивился Ян, недоверчиво разглядывая плавающий ком, тускло поблескивающий в лунном свечении реки.
– Имена их не известны никому, а сущность посланца проста. – Глаза друида улыбались, однако лицо оставалось неподвижным. – Это лед. Обыкновенный речной лед, и его явление никого бы не удивляло, не цвети вокруг майская трава ворониха да апрельский адонис, горицвет по-вашему. Скоро лед пойдет кучно, а через пару часов запрудит какой-нибудь рукав реки, ведь с основным руслом не так-то легко справиться даже Привратнику.
– А откуда тут льду-то взяться? – недоверчиво протянул Ян, кроша ногой тающую льдину, неуместную своей величиной в теплой майской реке, давно растопившей колкие замороженные стеклышки последних морозов на мелях и в узких прогретых заливчиках, оставшихся от буйного мартовского половодья.
– Когда Привратник наводит Мост Ожиданий, все холодеет вокруг, и даже реки мерзнут в лед, – ответил Травник, внимательно вглядываясь в речные излучины. – Смотри сам.
Из глубины ночи река выносила все новые и новые куски зеленого льда, целые глыбы и торосы; они скапливались ниже стоянки друидов, перегораживали и прудили течение. Оглянувшись на тихое восклицание Травника, Ян увидел, что прибрежная трава амальгамно шелушит свою темноту, поблескивая серебром инея, выбелившего поляны и кусты ивняка. Октябрь да и только, подумал Ян. Травник предупреждал днем, что будет похолодание, но одно дело – услышать, другое – шагать по изморозной траве, оставляя темные талые следы, и все это – в начале черемухового мая.