Ключ от Снов

Челяев Сергей

И тут Коростель увидел перед собой огромные испуганные глаза. Глаза волка. Припав к земле, пепельно-серый зверь со страхом смотрел на него. Громадный волк парил над костром. Волк из его сна.

Сейчас он был стариком. Усталым, умудренным опытом и отягощенным жизненными трудами, грузом потерь и воспоминаниями о победах, обернувшихся пылью. И он крепче припал губами к свистку дудочки и заиграл какую-то мелодию. Он не знал, что это было, он просто выхватывал звуки отовсюду, благо музыка была разлита над ним, и ему оставалось только брать все без разбора.

Барабан

сбился с ритма первым. Саамская шаманка, на лице которой уже несколько минут как застыло выражение невыносимой зубной боли, морщилась, пытаясь подладиться под новый ритм, который несла эта тихая, еле слышная деревянная дудочка, слабее которой ничего не могло быть вокруг. Это было, словно шепот, который однажды вдруг пробивается сквозь безумный крик толпы и становится громче шума моря и рева ветра, потому что начинает звучать у каждого в сердце. А Яна вдруг приподняли теплые невидимые волны и закружили, омывая светом и покоем, и тоже шептали ему: ничего, все будет хорошо, ты только играй, ведь это не трудно… И Ян играл.

Ян играл, а Птицелов стоял как вкопанный напротив него, закусив губу, со сжатыми кулаками, и ногти врезались в ладони старшины зорзов все глубже и глубже. Ян играл, и колдовство умирало, бесцветно тая на глазах. А Ян играл все громче, и над его взъерошенной головой грозно и тяжело поднимался ветер. Тревожно шумели деревья за тонким, ставшим в одночасье вдруг таким удивительно хрупким, забором, а вокруг дома вздымались снежные вихри, и кусты старой сирени трепало ветром, словно забытое на веревке старое пересохшее белье. И Ян играл, и звуки грустной дудочки летели все выше и выше, туда, к невообразимым высотам света и печали, и умирали там, и возрождались, чтобы умереть снова. И только ветру не было конца.

ГЛАВА 4

ПОД СТАРОЙ МОГИЛЬНОЙ ПЛИТОЙ

Март первым выглянул из тьмы, с усилием отодвинув массивную крышку люка. За ним вылезли, щурясь от света, Травник и Эгле, и друиды вступили на каменный пол Замка Храмовников.

Кругом темнели лужицы воды, в которых плавали кусочки расщепленного дерева, а на дне чернели пятна пушистого ила. От некогда рассыпанных тут ритуальных букетов полевых цветов не осталось и следа. Но все еще виднелись темные, полустертые временем и непогодой окружности – следы оборонительного обряда зорзов. Где-то высоко, под сводами крыши, на стропилах изредка шуршали невидимые голуби, хлопали крыльями и простуженно кашляли, совсем как люди. Похоже было, что со времени последнего прихода друидов в замке ничего не изменилось, только усилилось ощущение сырости и повсеместного запустения.

Вдоль одной из стен тянулся длинный ряд высоких бронзовых постаментов. Это были древние саркофаги и старинные усыпальницы. Неподалеку, на одинокой стойке, возвышающейся на уровне человеческого роста, покоилась запыленная книга небывалых размеров. Обложка ее была из грубо выделанного темного пергамента, а страницы были величиной с добрый локоть взрослого мужчины.

А посреди храма,

под высокими сводами, в лучах бледного дневного света, пробивавшихся из запыленных узеньких окон, словно огромная пылинка, тихо покачивалось облако переливающегося тумана.

– Что это? – воскликнула Эгле.

– Пока не знаю, – ответил Травник, с любопытством разглядывая странный туман, – вот сейчас подойдем ближе, тогда посмотрим.

– А это не опасно? – у девушки были совершенно круглые глаза, в которых отражалось и туманное облако, висящее под древними сводами.

– Заодно и проверим, – деловито пробасил Март и первым двинулся вперед. Эгле скептически поджала губы на манер своей прабабки, однако пропустила вперед Травника и только потом осторожно направилась вслед за друидами.

Туман медленно покачивался прямо над ними. Март запрокинул голову и поцокал языком.

– Странно, откуда мог здесь бы взяться такой густой туман. Прямо как на болотах в землях проклятых саамов – хоть снежки из него лепи.

– Сдается мне, что это не совсем обычный туман, – озадаченно пробормотал Травник и тут же издал предупреждающее восклицание – облако тумана стало медленно опускаться прямо на них.

Трое друидов быстро отступили, не сводя глаз с облака. Оно мало-помалу стало менять форму, пока не приобрело очертания огромной размытой человеческой фигуры.

– Мать честная! – воскликнул удивленный Збышек, во все глаза смотрящий на трансформации фигуры. – Да ведь это же призрак! А я-то думал, что они бывают только ночью!

– У призраков не бывает ни ночей, ни дней, – раздался вдруг сухой, слегка надтреснутый голос, будто в замке кто-то принялся разрывать старинный полуистлевший пергамент. – У них свое время, имя которому – Печаль, – грустно, но все же несколько поучительно добавил голос. Теперь друидам уже было понятно, что он исходил прямиком из туманного облака, опустившегося на уровень глаз всей неразлучной троицы.

– К тому же, – заметил голос, – призраки и привидения, как вы, смертные, их называете, а правильно сказать – тени ушедших, всегда рядятся в подобие своих прежних людских одеяний и даже частенько норовят создать иллюзию своей личины в земном существовании. Я же, прошу заметить, к теням не имею ни малейшего отношения.

– Кто же ты тогда? – изумленно пробормотал Март, который никогда не видел в своей жизни говорящего тумана.

– Ты же друид, – сварливо отозвалось облако, – и должен различать такие вещи. Я дух. И отнюдь не простой.

– А какой? – машинально спросила Эгле.

– Я – дух Замка. Вы – в Замке Храмовников.

– Это мы уже поняли, почтенный Дух, – вежливо сказал Травник и покосился на Марта, мол, молчи уж лучше, невежа, потом и с тобой побеседуем о высоких и низменных материях. – Однажды мы уже побывали здесь.

– Да, в недавние времена замок посетило немало мерзких и отвратительных созданий, – проговорил дух и, выдержав эффектную паузу, предположил:

– Ну, к вам эти слова, разумеется, не относятся…