Ключ от всех дверей

Ролдугина Софья Валерьевна

«Отдохнем на славу!» — счастливо засмеялся Мило, когда увидел домик снаружи — выбеленные солнцем и водой стены, красную крышу из пропитанной отварами соломы и покосившиеся, но все еще прочные мостки. Раздобыть вкусной еды в городке было делом одного оборота, и вот теперь мы сидели рядышком на пружинящих досках, свесив ноги к теплой водичке, и лакомились фруктами и сыром, созерцая безмятежную морскую гладь.

Солнце светило ярко, кричала в небе одинокая чайка, нежился под жаркими лучами Мило — близко совсем, только руку протяни. Казалось бы, живи и радуйся, но меня терзали мрачные мысли. О судьбе, о смерти… О человеческих пороках.

Люди завистливы.

Это душевное качество неистребимо и необоримо. Сравнивать себя с прочими, впадая в тоску или, напротив, радуясь — такая же потребность, как сон или еда. Зависть может быть светлой и темной, созидающей или разрушающей — смотря что за человек, но каждый хотя бы раз в жизни испытывал это острое, болезненное чувство.

Мне, в силу своего особого, привилегированного положения при дворе, часто случалось становиться мишенью для чужой зависти. Не единожды старушку Лале пытались сжить со свету, не чураясь самых грязных и подлых приемов… Да и слава Хранительницы ключа не давала спокойно спать многим и многим — особенно в первые десятилетия, пока слухи о бессмертии леди Опал не превратились в невнятные сказки. Пора бы уже привыкнуть к тому, что время от времени появляются желающие пресечь мое бренное существование… Так почему же сейчас мне так страшно?

— Что с вами, госпожа? — Мило осторожно коснулся плеча.

— Все в порядке, мальчик мой.

— Вы сама не своя с тех пор, как проснулись, — покачал головой ученик. — Не держите все в сердце, поделитесь со мною своими тревогами.

Я сделала над собою усилие и рассмеялась как можно беззаботнее, запрокинув голову к ясному голубому небу. В глазах заплясали солнечные пятна.

— Не волнуйся, Мило, я в полном… — острое зрение уловило алый отблеск в безупречной лазури, яркий, словно капля свежей крови. Меня пронзил острый, на грани боли, приступ ужаса… Я зажмурилась, а когда вновь открыла глаза — небо опять было чистым, ни облачка, ни даже одинокой птицы. — Нет. Не в порядке, не в порядке! — сорвалось с моих губ. — Я боюсь, Мило. Помнишь того убийцу? Неудачливого стража, возжелавшего легких денег?

— Такого забудешь, госпожа, — нахмурился Авантюрин. — Увы, даже Тайной Канцелярии не удалось выяснить ничего о его нанимателе. Да и положение убийцы было не таким бедственным, как можно было бы подумать… Все выглядело так, словно наш добрый страж проснулся поутру и просто решил избавиться от шута Ее величества, ни с кем не посоветовавшись.

— Не самая воодушевляющая новость, позволю себе заметить, — вздохнула я, болтая ногами в теплой водичке. — А упавшую люстру?

— «Слабое крепление», — скрипнул зубами мальчишка, цитируя начальника стражи. — Якобы никакого злого умысла. Но даже дураку ясно, что люстры просто так с потолка не падают! Да и всего за несколько дней до того мастер украшений, лично проверявший все светильники в зале, признал, что все крепежи абсолютно надежны. Прямо колдовство какое-то!

— И впрямь навевает мысли о злых чудесах, — согласилась я. Очередная волна плеснула особенно высоко, чуть не намочив бриджи. — Не иначе, кто-то могущественный решил разыграть меня. И шутки его становятся все менее смешными… Ножом по горлу — неприятно, но не более, ведь ключ может излечить любые раны. Мерзавец понял это и перешел к более изощренным методам. Мол, не можешь поймать рыбку в море — убери всю воду вокруг нее и жди, пока сама задохнется.

Я наклонилась и подставила ладони набегающим волнам. Море — живое, разумное. У него нет ничего общего с бездушием темных ледяных омутов. Оно прекрасно… однако убивает так же верно,

как и речная стремнина, стоит лишь зазеваться.

— Не понимаю вас, госпожа, — рука Мило погрузилась в воду рядом с моей.

— О, милый, все прозрачно, — невесело рассмеялась я. — В море рыбку не поймать руками. Выскользнет, скроется — и поминай как звали. Но если исчезнет вода, то рыбке придет конец. Такова и моя жизнь, — цепочка выскользнула из-за ворота, и лишь в последний момент мне удалось ухватиться за нее и заправить обратно. — Ключ исцеляет любые раны. Но если исчезнет то, что составляет мой мир, к чему будет лечение? Так и нож станет для меня опасным оружием…

Мило резко распрямился, заглядывая в мое лицо. Даже на солнце его глаза оставались темными до того, что коричневый цвет переходил в густо-фиолетовый. И сейчас в их глубине был страх.

— Скверные вещи вы говорите, госпожа, — тихо произнес Авантюрин. — Разве можно желать смерти?

— Кто говорит о желании, Мило? — покачала я головой. — Нет, речь о другом. Хранитель ключа не может умереть — это правда… но не вся. Целиком мое проклятие звучит так: «Ты будешь продолжать жить, Лале, пока боишься смерти. Твой страх велик, больше всего на свете, и потому ты никогда не познаешь вечного покоя». Вот что говорил мой наставник, мудрый и жестокий Холо Опал, и я ему верю. Но… может случиться так, что на одно мгновение мне станет все равно, жить или нет. И этого мгновения вполне хватит, чтобы…

— Молчите! — воскликнул Мило. — Не надо больше. Я понял. И убийца добивается именно такого исхода?

— Полагаю, что да. Сначала он попытался отобрать у меня любимого ученика, — сказала я беззаботно, но в то же время подумала: «А ведь убийца был в шаге от успеха… Если бы Мило… если бы с Мило что-то случилось, удалось бы мне сохранить рассудок?». — К счастью, план этот провалился. И теперь убийца решил зайти с другой стороны… через сны и слабости. Мило, ты знаешь, какой мой величайший страх?

Юноша сначала ничего не ответил. Только опустил ресницы — медленно и мягко, будто отсекая все лишние мысли.

Легкая птица раскинула крылья Меж небесами и морем глубоким. Птица! Ты ищешь земли своей или Дремлешь в изменчивых ветра потоках? Дикая буря разбила твой остров И разметала в перо твою стаю. Сердце колотится дергано, остро — Я с корабля твой полет наблюдаю. Небо и море, увы, равнодушны, Равно далёко лазурью застыли… В бездне хрустальной, бескрайней и скучной, Птица раскинула ломкие крылья…

— Одиночество… Так, госпожа? — после песни его голос был особенно нежен и глубок.

— Да, да, все так, Мило, — прошептала я, закрывая мокрыми ладонями лицо. — Именно одиночество. И все чаще мне снится, что я остаюсь одна, всеми покинутая…

— Это всего лишь сны, — тихо произнес Мило. Плеснула вода.

— Да… И последний из них повторялся дважды. В первом… я спаслась, — мои губы не могли выговорить «Ты спас меня». Даже мне, циничной шутовке, эти слова показались бы почти признанием в любви. — Во втором — появились алые бабочки и скинули меня в пропасть. А голос сказал: «Никто тебе не поможет».