Ключ скитальца

Солнце провалилось в пустоту за дальними вершинами, и закат полыхнул по небу багровым румянцем. Таля осмотрела склон горы, бросила взгляд к подножию – опушка леса потемнела, редкие прогалины наполняет тревожный сумрак. Девочка заспешила вверх по тропе, колени от волнения дрожали. В порыве отчаяния она решила сама достать винтовку. Пул лишился возможности передвигаться, это обрекало на гибель обоих, а с оружием у них появится шанс.

Таля вернулась на карниз к месту падения Пула. До верхнего уступа скалы – метра четыре-пять, где-то там лежит винтовка. Склон покрыт разломами и трещинами, и подъем не кажется сложным. Но шагнув к стене, девочка нечаянно оглянулась в пропасть,

вспомнила, как Пул висел на краю обрыва, в глазах потемнело, к горлу подступила тошнота. Она никогда не решится!.. Пыл угас мгновенно, в душу ворвалось отчаяние, Таля опустилась на колени, по щекам покатились крупные слезы.

Когда она успокоилась, высушила глаза и двинулась обратно, над склоном загустели сумерки. Девочка поклялась, что завтра обязательно достанет винтовку. Она вышла на тропу, придумывая, что скажет Пулу об отлучке, и тут в тишине наступающего вечера слуха донесся отдаленный крик:

– Таля! Таля!.. Осторожно, они пришли! Они здесь!!!

Слова обдали смертельной угрозой: к лагерю вернулись барсы, и девочка почувствовала, как горы содрогнулись в предчувствии беды.

Она вышла из-за скал и увидела внизу серый силуэт палатки; две гибкие кошачьи тени призраками мечутся вокруг. Одна тень развернулась, выплыла на идущую вверх тропинку, и Таля догадалась: зверь почуял ее след. Ноги у девочки подкосились – куда отступать, где спрятаться?..

Барс короткими, легкими прыжками преодолевал подъем, словно бежал не в гору, а спускался под нее. Таля услышала, как под мощными лапами осыпается щебень, хищник приближался и уже видел ее, о чем приглушенно зарычал.

Инстинкт самосохранения сработал у девочки неожиданно. Как в густом тумане, она попятилась и, развернувшись, побежала обратно на уступ. Там, осознав, что попала в западню, вспомнила о винтовке и, не задумываясь, полезла на склон.

Ей удалось добраться до середины утеса, когда внизу яростно зарычал зверь. Он встал на задние лапы, попытался ухватить беглянку когтями. На секунду Таля увидела желтые с черными зрачками глаза, жадный оскал громадных клыков. В конечностях девочки возникла ватная слабость, порывом закружилась голова, но близость хищника не позволила ей потерять над собой контроль. Уткнувшись лицом в холодный гранит, Таля удержалась, перевела дыхание. На миг она почувствовала себя в безопасности, но, бросив вниз повторный взгляд, от ужаса вскликнула: барс, утробно ворча, цепляясь когтями за разломы, полез вслед за ней.

Девочка вновь устремилась вверх.

Она не запомнила, как добралась до спасительного карниза, как, окоченевшими руками цепляясь за корни и кусты, перевалила через край. Рядом, внизу ворчал голодный зверь, а над холодной вышиной гор зажигались первые звезды. Но где же винтовка?.. Таля оглянулась вправо, влево… Неужели Пул ошибся, и та лежит на другом уступе, выше, или в другой стороне?.. Куда девочка ни бросала взгляд, везде только светлая полоска снега с темными пятнами камней, смутные очертания жухлых кустиков, но ничего похожего на оружие. Она вскочила на ноги. Лобастая голова барса показалась над обрывом, ворчание перешло в рык. И тут под ногой звякнуло…

Винтовка. В суматохе Таля не заметила, как вдавила ее в снег. Непослушными руками схватила оружие, щелкнул предохранитель… затвор. Глаза хищника в метре от девочки. Левая лапа когтями зацепилась за край обрыва; еще секунда, и зверь атакует. Но Таля уже взяла себя в руки; прицелилась в широкий лоб барса и нажала на курок…

По вздыхающим тяжелым волнам мелкой рябью пробежал вечерний теплый бриз. Наполнил соленым ветром старый, залатанный в двух местах

парус; лениво встряхнул, как забытый нерадивой прачкой на веревке пододеяльник, и затаился. Парус беспомощно хлопнул по сучковатой мачте, затрепетал испуганной птицей, потертые края опустились и затихли до следующего порыва. От вялой игры стихии лодку покачивало уютной колыбелью, и Пул временами проваливался в сладкую дрему.

Пятый день юного рыболова преследовала неудача, будто он чем-то прогневал морского царя, и тот издал указ крупной рыбе под страхом смерти избегать его крючка.

Мальчик вздохнул. С полупустым садком возвращаться домой не хотелось. Ужинать придется холодной кашей, а весь улов отдать мачехе. При этом выслушать кучу упреков, что он задарма ест хлеб и сидит у нее на шее.

Пул оглянулся на далекий берег. Пламенный диск на горизонте зацепился за покатую вершину, словно хотел спрятаться в недрах холодного гранита, и бросил последние, прощальные лучи морю.

Мальчик стряхнул дрему, перегнулся через борт, умылся. Вода разогнала сон без следа, оставив на губах соленый привкус. Пул вытер лицо рукавом рубахи, собрал снасти, взмах самодельного весла направил лодку к берегу.

Когда не стало отца, нападки мачехи оскорбляли мальчика до отчаяния, но за последние два года повзрослев, он перестал обижаться. Он ни у кого не сидит на шее. Скорее, наоборот, это Гиза со своим сыном Клобом сидят на шее Пула.

Во-первых, они живут в доме, который с подворьем отец оставил ему. Во-вторых, Пул ежедневно снабжал их рыбой, ухаживал за скотиной и домашней птицей, и вообще хозяйство полностью лежало на нем. При этом ему никогда не доставалось ни капли молока, ни кусочка мяса, чем питался Клоб – только похлебка и черствый хлеб, а жить приходилось в сарае. Хотя, последнее обстоятельство мальчика только радовало. В сарае Пулу жилось куда лучше, чем в доме с мачехой и сводным братом.

Гиза, конечно, работала. С утра до вечера она мыла посуду в старой таверне у городского рынка, но заработок полностью тратила на Клоба. Вот кто по-настоящему сидел на шее, причем у них обоих. Ничего, кроме как есть и спать, Клоб не умел и ничему учиться не желал. Прошлой осенью Гиза устроила его в школу, потратила чуть ли не все свои сбережения, но через месяц Клоба отчислили за прогулы и неуспеваемость. Гиза тогда проплакала три дня.

Отец Пула служил матросом на планетарном корабле, дома бывал редко. Когда выпадал короткий отпуск, он много времени уделял сыну. Мальчик до сих пор помнил рассказы о космических перелетах и далеких планетах. Отец научил его грамоте и мечтал накопить достаточно денег, чтобы хватило на вступительный взнос в школу навигаторов. Этой идеей он зажег и Пула. Стать навигатором звездных кораблей – какой лучшей судьбы мог пожелать для себя в то время еще десятилетний мальчишка?.. В последний приезд отец приблизил их общую мечту. Тайком, чтобы не знала Гиза, он оставил Пулу несколько монет. Там не было и сотой части суммы, необходимой для поступления в школу. Пул сохранил эти деньги, а когда случался хороший улов, и Пул мог незаметно от мачехи продать две-три рыбешки, добавлял к ним пару медяков. Мальчик твердо решил стать навигатором. Каждое утро, отправляясь на рыбалку, он мечтал о необыкновенном улове, или что на крючок ему попадется редкая рыба-блеск, за которую заезжие торговцы могли дать отличную цену.

В следующем рейсе отец скончался от неизвестной болезни. Домой пришло извещение, мол, похоронен он в межзвездном пространстве, а остаток невыплаченного жалования истрачен на гроб. В тот вечер Пул забрался на чердак и проплакал там всю ночь. Гиза тоже опечалилась, во всяком случае неделю она ходила мрачной. Но печалилась она, как вскоре выяснилось, вовсе не об отце.

По ее щекам бежали слезы, когда она предложила Пулу отправиться на все четыре стороны.

– Мне одной вас двоих не поднять, – заявила она.