Ключевой вопрос
Шрифт:
– Я вот что подумал. По-моему, ты уже вырос из детского сада. И он ничего не добавляет к твоему развитию, наоборот, тормозит его.
– Почему?
– Потому что нередко разговариваешь, как взрослый. Читаешь, как диктор телевидения. К тому же, целуешь журнальных девушек. И это на седьмом году жизни.
– И чего?
– Зря мы тебя в сентябре не отдали в школу. Был бы сентябрёнком.
Женя едва слышно помычал какую-то свою песенку, сунул нос в страничную дырку от вырезанной девушки и подтвердил:
– Тем более. Наша воспиталка и психичке
– Не психичке, а психологу, не коверкай слова.
– У нас все так называют.
– И что твоя психичка?
– Сказала, что после детсада меня можно выгнать сразу во второй класс.
– Так и сказала? Когда это было?
– Ещё вчера. Когда я самый первый отгадывал загадки из книжки.
– Лёгкие были загадки?
– Для меня да. У нас дома такая книжка.
– Интересная жизнь в детсаде, – Андрей Евгеньевич спрятал подбородок в кулаке. – Мне бы к вам…
– Ага, чтобы все разбежались.
– Ты думаешь? Ладно, тогда повременю. Однако пора на кухню.
К ним в розовом коротком платье и зелёном переднике с жёлтыми подсолнухами, которые сама намалевала масляной краской, вошла Женькина сестра, шестиклассница Катя. Тоненькая и серьёзная, как драматическая актриса, она встряхнула упавшими на плечи светлыми волосами и негромко сказала:
– Между прочим, завтрак на столе. Мама… Ну, вы её знаете, Марина Глебовна. Так она велела позвать мужиков.
– Спасибо, Катенька, мы сейчас. Я вот смотрю на твою вышивку и всякий раз думаю, что будет с ними, когда они проснутся?
– Ничего не будет. На самом деле никакого тигра нет. Мы с мамой решили, что он ей снится.
– Как интересно: сон во сне?
– Да, потому что она мечтает о защитнике, чтобы её никто не посмел обидеть.
– Конечно, кто ж рискнёт, при таком защитнике! А кто художник?
– Не знаю. Мы с мамой эту картину в Интернете нашли, там про художника не сказано. И вышили.
– Вообще-то был у нас такой художник. Константин Сомов. Он любил изображать сонных девушек. Может, он автор?
– Да, мы видели Сомова. Но среди его картин не было девушки с тигром.
Отец и Женя привели себя в порядок и явились на кухню. Женька хотел включить телевизор, но мама нахмурила брови и усадила за стол. А на столе – горка блинов, кусочки курицы в тарелках и вишнёвое варенье в розовых розетках. На плите закипает чайник. Мама, чуть-чуть полноватая, светлая, с причёской каре и в зелёном переднике, но без подсолнухов, вытирает вафельным полотенцем вилки и ножи, и раскладывает их на скатерти. А запах самый свежий и аппетитный.
Рассматривал всё это Андрей Евгеньевич, поглядывал на детей и на жену, и думал о том, что кто-нибудь со стороны, мог тут увидеть образцовую семью. Даже позавидовать мог, настолько благопристойно и обстоятельно выглядит каждая в ней особа. Если бы не беда. А точнее, если бы не заноза в душе хозяина. Колющая, не отпускающая почти два месяца, не позволяющая ни на день забыть о выходке жены. И добро бы, какая-то простушка, а то ведь человек с высшим
Маков с юношеских лет придавал большое значение связям с людьми, занимающими высокое положение. И был рад, что его девушка Марина из хорошей семьи, дочь известных учёных и сама прекрасно образованная для своих лет студентка. После университета они поженились и радовали друг друга своими служебными успехами. А когда родились дочка и сын, он увидел, сколь благодатными для них являются знания родителей, в особенности, матери. В обычном, казалось бы, общении, в простых разговорах проявлялась не только эрудиция родителей, но также их убеждённость в своей правоте. Андрей любил жену. А с рождением детей более всего стал ценить её редкостную материнскую особенность – быть равной с ними, но понимать чуточку глубже и видеть чуточку дальше. Она и в близких отношениях с мужем была искренней и открытой, и ему в голову не приходило, что может быть как-то иначе. И тут…
– Приступайте, ребятки. Накладывайте блины и ешьте сначала с курочкой, после с вареньем и чаем. Да, творог же! – вспомнила она и достала пачку из холодильника.
Женя рукой взял из горки два блина и положил на тарелку.
– Вилки не видишь? – упрекнула Катя. – И не рви ты их, для этого есть вот что, – подала ему ножик.
– Нет, пальцами вкуснее, – хихикнул Женя и взял кусок курицы.
– Не пойму, где он всего этого набирается? – вздохнула сестра. – По-моему, у них теперь не садик, а рассадик дикости. Когда я туда ходила, у нас такого не было.
– У нас ещё и не такое бывает. Особенно Вадик и Лёня. Из рогатки лампочку расколошматили.
– Упитанные такие? – спросила мама.
– Два толстяка. Воспиталка их пузотёрами зовёт.
– Может, бузотёрами? – спросила мама.
– Нет, пузотёрами. У них во такие пузы. Будто по футбольному мячу проглотили.
– Ужас! – хихикнула Катя. – Подальше от них, а то заразишься. Возьми, пожалуйста, вилку.
– Отстань, всё равно не буду.
– Эт-то ещё почему?
– Я кино про рыцарей видел, – жуя, проговорил брат. – Дак они там курицу руками держали и зубами грызли.
– То ж рыцари. А ты кто? Варвар, что ли?
– Я не знаю, кто такой варвар. Я рыцарь уже давно. Ваня даже Дедом Морозом хочет быть. Уже бороду примеривал.
– Чего её примеривать, когда ещё только октябрь? – не смогла удержаться Катя.
Мама посмотрела на мужа и подмигнула ему, – дескать, пускай рассуждают, за столом полезно. Андрей Евгеньевич положил ещё блинов, и тут дал себя знать телефон.
– Сиди, – встрепенулась Марина Глебовна. – Скажу, ты в ванне.
– Нет, сам, – проговорил он и взял сотовик. Мгновение слушал и стал кивать: – Был, был дома… Потому что сын отключил… И что теперь?.. Опера уже там? Нет, еду… Повторите… Запомнил, запомнил. Пока. Свяжемся.