Ключи и калитки
Шрифт:
Хм, да… я вообще теперь многое… нет, пока не умею, но знаю. Позаботилась древняя обожествлённая ведьма о неуче из родного мира, вложила кой-чего в пустую голову. Нет, не какие-то великие тайны или секреты ушедших богов. Просто вещи, которые с их уходом перестали быть актуальными в мире Хольмграда, и потому довольно скоро забытые. Ну, времена такие были. Конкретные. Никто неиспользуемую информацию хранить и оберегать специально не стремился, других забот хватало. Но, как выяснилось, то, что перестало быть нужным когда-то волхвам, оказалось весьма полезным нам со Светой. В будущем… когда освоим, разумеется. Впрочем, возможно и миру Хольмграда теперь эти знания придутся ко двору…
— Но почему «ключник»? — недовольно фырчала подруга, когда мы дошли с ней до обсуждения устроенного нам Баюном приключения. — Я что, теперь, холопка, рабыня?! Чья?!
— Угомонись, солнце моё незаходящее, — вздохнул я. — Никто тебя не холопил и холопить не собирается. В те времена, которые помнит наша новая знакомая, никаких холопов в местах её обитания и в помине-то не было. Тем более, обельных. Так что, смысл в это слово она вкладывает самый что ни на есть прямой. Ключник — тот, кто хранит ключи. От чего именно, объяснять надо?
— Не дура, понимаю, — буркнула в ответ Света. — Но почему не привратник, хотя бы?
— Потому что при ключах, а не при воротах, — я ухмыльнулся. — Да и точнее это. Ключи у тебя всегда при себе, куда ни пойдёшь, где ни окажешься, ключником от этого ты быть не перестанешь. А от ворот только отойди на шаг, и ты уже не привратник, а так… праздношатающийся без смысла и толку. Ну и… ещё одна немаловажная деталь. Так уж сложилось, что привратниками в нашем мире именуются потусторонние твари, устраивающие прорывы из Запределья. Я их видел и, поверь, походить на них даже названием не желаю.
— Как думаешь, — неожиданно перестав играть обиженную девочку, Света прижалась ко мне. — Скоро мы сможем домой вернуться?
— Полагаю, да, — задумчиво кивнул я в ответ, обнимая девушку. И глянул на лениво урчащего от почесушек двухвостого. — Недаром же Баюн тебя вместе с устройством Граца на тот холм притащил.
— Думаешь, снятые им показания ускорят расчёты для открытия перехода? — протянула Света. — Было бы хорошо… вот только я всё равно не понимаю, почему котяра так поступил. Ну, то есть, если ты прав, то получилось удачно, конечно, но, как он предугадал? Баюн, ты провидец?
— Мр-ря… — коротко отреагировал гигантский кот и зажмурился. Ответил, называется.
— Может и провидец, — вздохнул я. — А может тут дело в чём-то ином. Не забывай, он хоть и выглядит ленивым пушистиком… под центнер весом, но на самом-то деле Баюн — энерго-информационная сущность шестого порядка и второго класса опасности, то есть, жуткая потусторонняя зверюга, для которой Запределье — дом родной.
На словах о жуткости двухвостый приоткрыл один глаз и недовольно фыркнул.
— Конечно, нет, Баюша! — тут же отреагировала Света, поглаживая нежащегося под её руками котяру. — Ты у нас не просто жуткий, ты жутко милый пушистик. Да…
Пальцы девушки ещё глубже зарылись в густой мех двухвостого, и тот вроде бы даже успел осознать грозящую ему опасность, но слинять… увы и ах. Стальная хватка моей подруги намертво зафиксировала бедолагу, и до того ленивые почесушки превратились в умилённое тисканье под восторженное сюсюканье. Я встретился взглядом с огромными, полными слёзной мольбы глазами Баюна, но… увы, от этого креста избавить своего питомца я не мог. Никак. Прости, друг! Я буду тебя помнить…
— Мр-ря, — поняв, что я его не спасу, двухвостый медленно прикрыл глаза, приоткрыл пасть и, вывалив розовый шершавый язык, обмяк в руках Светы. Типа, всё. Труп.
К
Уезжали без помпы, тем более, что в крепости и без того хватало суеты. До сих пор подходили от реки возвращающиеся из-за Бия стрелецкие отряды, гнали оттуда же плоты с трофеями, и обитатели острога были заняты делами по горло. Прибывающих нужно было принять и разместить. Кто из гостей попроще, тех на лугу перед острогом, кто познатнее, тех на подворьях внутри стен. Больных в Травной избе, для лечения, а мертвецов — в Медовом зале… для тризны и дальнейшего погребения. Так что на наш отъезд практически никто не обратил внимания. Даже Ройда и Любим Ус, от которых я, честно говоря, ждал на прощание хотя бы пары не самых любезных слов, и те не мелькали на виду. Ну да оно и к лучшему. Нам хватило вполне приятного, хотя и немного грустного, конечно, прощания с супругой и домочадцами Стояна, отрядом моих арбалетчиков, ну и братцами-акробатцами Никшей и Враном.
Скрипнули колёса телеги, хлопнул полотняный навес над ней, тихонько всхрапнула лошадка и наш микро-табор выкатился за ворота… сначала подворья полусотника, а потом и самого острога. Вечер вступал в свои права, огни костров, разбросанных в уже тёмном предполье крепости, словно отражали ясное звёздное небо, а впереди вздымалась чёрная громада многовекового леса, очень скоро принявшего нас под своё крыло. Темно? А наговор кошачьего глаза на что? На лошадях его, кстати, можно применять не хуже, чем на людях… в общем, покатили. На запад. Тихо, мерно, не торопясь.
Сопит мне в подмышку сладко спящая Света, дремлет, развалившись на наших трофеях, Баюн, а я сижу на облучке и, перебирая в руках вожжи, слушаю тихий топот копыт влекущей нашу телегу лошади да перешедший на ночной говор лес. Лепота…
— Мне это не нравится, — мотнул головой десятник.
— Плевать, — не сдержавшись, рыкнул его собеседник. — Нравится-не нравится. Есть приказ, ты обязан его исполнить.
— У меня приказ обеспечить ночной дозор на тропе к Усолью, — упрямо боднул взглядом сидящего напротив него человека стрелец. — Слышишь, ты! До-зор! А ты требуешь иного!
— Я требую исполнения твоих обязанностей, воин, — чуть ли не змеёй зашипел тот, тыкая толстым пальцем в пожелтевшую от времени бумагу, увешанную кучей сургучных печатей… изрядно потрескавшихся старанием всё того же бега времени, надо признать. — Чти далее, что здесь написано!
— Вся-всячески спосо-сообство-вать… — нехотя взяв в руки протянутый ему лист, десятник с видимым трудом начал читать его вслух: — Испо-исполнению…
— Дай сюда, неуч! — не выдержав такого издевательства, человек выдрал из рук стрельца лист, отчего тот тихо хрупнул в очередной раз треснувшей печатью. Ещё одной. Ну, что поделать, если этот документ был выдан его владельцу добрых десять лет назад и не всегда хранился им подобающим образом? Разъярённый хозяин документа недовольно скрипнул зубами и, водя пальцем по выцветшим строкам письма так, чтобы его собеседник мог следить за прочтением… ну хоть как-то… продолжил вместо десятника: — … всячески способствовать исполнению воли подателя сего документа. Дано сие повеление от Головы Большого Медового Зала, именем государя нашего и по его распоряжению. Писано в день осьмой двенадцатого года правления Государя Словенского, Велислава Яромировича. Понял ли?