Ключи от ландышей
Шрифт:
– Сегодня ночью.
Вскакиваю – нельзя терять ни секунды, надо сообщить всем, всем, всем, скорей, скорей, скорей – еле успеваю спохватиться, кивнуть стражникам, чтобы перевязали пленному раны…
– Мне нужен исход битвы.
Смотрю на него – пристально, в упор, спрашиваю:
– Мне нужен исход битвы.
Эти слова хочется произнести вкрадчивым шепотом – не получается, потому что шум сражения проникает даже сюда, в высокую башню…
– Сейчас… сию минуту… – он снова смотрит в хитромудрый прибор, бледнеет, –
– Что такое?
– Сейчас… сейчас… найду…
– Потеряли? Ну и хороши же вы, ничего не скажешь…
– Да нет, сейчас… сию минуту… а… вот! Взгляните, взгляните!
Смотрю в стекло, – на душе теплеет, когда я вижу растерзанные останки наших врагов – несть им числа, окровавленные знамена, изуродованные сломанные доспехи…
– Мы победим! – бросаюсь прочь, на лестницу, – мы победим! Да!
Стрела вонзается в горло, захлебываюсь кровью, даже не успеваю увернуться от клинка, который рассекает мое единственное уцелевшее крыло…
– …ч-чер-р-р-рт…
– Сейчас…
– П-пусти… б-больно…
– Сейчас… все будет хорошо…
Кто-то жжет меня – больно, сильно, не сразу понимаю, что кто-то пытается скрепить разрезанное крыло, вправить растерзанное горло…
– Б-больно…
– Сейчас… сейчас…
Узнаю голос – на свою беду узнаю голос, я не хочу его узнавать, что вообще происходит…
С трудом разлепляю веки.
Смотрю в пустоту звездного неба.
С трудом фокусирую взгляд на своем спасителе, бывшем пленнике – я даже не знаю его имени.
– К-как… как так получилось… я же видел… вы же мне говорили…
– Это случится. Но… наверное, не сразу…
– Вы столько лет работаете, – выхаркиваю слова с кровью, – и не знаете, как это все… устроено?
Понимаю, что мог бы и не спрашивать, понимаю, что он сделал это нарочно, чтобы уничтожить нас…
– Я сам не понимаю, как это случилось… – он смотрит в пустоту неба, – будущее было там, там… – показывает пальцем, – а потом резко перескочило сюда…
Меня передергивает.
– Что-то вы завираете… звезды не перескакивают…
– Ну, почему же…
Вздрагиваю:
– Она у вас что, скорость света обгоняет? Или как?
– Получается, что да…
– Нет-нет, тут другое что-то… постойте-ка…
– …а ведь я все понял…
Он смотрит на меня с надеждой.
– Вы…
– …все понял, – продолжаю я, – Вы смотрели не на будущее. И не на прошлое.
– А…
– …и даже не на настоящее. Взгляните сами…. Ваша труба… причудливое хитросплетение линз… она лишь показывает то, что далеко… бесконечно далеко… Какие-то дальние миры, где-то там, там, там… миры, которые не имеют никакого отношения к нашему.
– Но… как вы объясните… что там тоже есть солнца? А земли? А луны? А мертвые пустоши? А оазисы? А Цитадель?
– Ну… это вопрос не ко мне, а ко вселенной. Я тут много что смотрел… – постукиваю коготками по трубе, – миры, миры, миры… миры, которые только зарождаются, и миры, которые уже умирают, миры, где только
Он усмехается при слове «друг», я понимаю, что он только и ждет удачного момента, чтобы перере… нет, не сходится, зачем-то же он спасал меня…
– Я видел, как я спасал вас… там, в тех мирах… Значит, так должно было случиться…
Снова хочу добавить, что те миры не имеют ничего общего с нашим. Не добавляю.
– Но миры сходят с ума, – он обреченно смотрит на меня, – сегодня еще один… он был там… а теперь здесь…
– Ну, еще бы, что-то черное умирает…
– А при чем здесь…
– …при всем.
– …так вы говорите свет…
– …идет от звезды до звезды… – киваю, – и проносится мимо чего-то черного, чего-то темного… но очень тяжелого. И вот проносится мимо, и… изгибается. Прямой свет изгибается в дугу, искривленный, летит к нам…
Он смотрит на меня недоверчиво:
– Немыслимо… что-то вы темните…
Пожимаю плечами.
– Зря, что ли, астрономию изучал.
– Вы… так вы…
Он узнает меня, он бросается ко мне – я еще не узнал его, только вспоминается намеками-намеками что-то давно забытое, отжившее, а дай переписать, а тебе какую лекцию, а все, а дай тетрадку, я по ней сдам, открывает на экзамене мою тетрадь, тайком, под партой, ничего не понимает, обреченно машет рукой… Потом еще что-то, какие-то мечты, какие-то звезды, ты прикинь, что я видел-то, если линзы на звезды направить, они как шарики выглядят, звезды-то… Потом уже было все по-другому, была Цитадель, было – налево, кругом, было – именем Цитадели, потом – враг Цитадели – мой враг, потом учился ломать клювы и крылья, выведывать вражеские тайны, потом…
– Так что все твои предсказания гроша ломаного не стоят…
Он прижимает уши, опускает то, что осталось от крыльев, – он так еще в училище делал, когда я говорил, что ничего путного из него не выйдет.
Меня начинает потряхивать озноб, думаю, надо бы разжечь костер, – он (не помню, не помню его имени) спохватывается, нет, нет, нет, нас могут увидеть. Уже не спрашиваю, кто – те или эти.
Молчим.
Он не к месту и не ко времени вспоминает, что когда-то хотели полететь туда, к звездам, на собственных крыльях…
– …дель!
– Ч-что… что такое?
– Да Цитадель же!
С трудом разлепляю веки, пытаюсь понять, что вообще происходит, смотрю на пылающее зарево там, где должна быть Цитадель…
Бежать.
Бежать к Цитадели, даром, что нет сил бежать к Цитадели, скорее, я должен быть там, я должен держать меч, даром, что не могу держать меч, я должен рубить врагов, даром, что зарубят, скорее, меня…
Спешим к Цитадели, охваченной пламенем, она кажется бесконечно, бесконечно далекой. Уже поднимаясь по склону холма, я чувствую, что что-то не так, я не слышу звона клинков, я не слышу криков и клекота, и шума крыльев не слыхать…