Кнедлики

Откуда вообще взялось это слово – кнедлики? Лежало в голове на полочке, заваленное чем попало, рискуя вообще никогда не быть востребованным. А тут вот раз – сон. И оно сгодилось.

Сон – (так пишут) анализ пережитых событий. Ещё пишут, что он – интуиция и подсказки подсознания. В любом случае это весело.

А дело во сне было так. Идёт диафильм на стене, с характерным треском меняющихся картинок. А снизу титры на чужом, но понятном языке. И даже год выпуска указан. Всё в деталях воспроизведено утром. Мистика какая-то. Мистика-фантастика.

Содержание такое. Сидит

важный профессор: нога на ногу, сигару курит, газетку читает. Ничего не говорит. Кино-то немое. Музыки тоже нет. Только треск аппарата. Входит его жена. Точно-понятно, что жена. У нее как будто бы и табличка: жена. Прическа с подбитыми кудрями высокая, юбка длинная, в руках серебряный поднос. На нём белые чашки и кофейник с тонкой талией. Талия у кофейника, в смысле. У жены, кстати, тоже. Принесла она профессору кофе, в общем. Стоит перед ним, дожидается. А тот и ухом не ведет. И всем своим видом ей: я занят!

Жене стало обидно такое непочтение к талиям. И она принимает решение. Скрывается за ширмой и возвращается оттуда без всякого подноса, но зато с правильным декольте. И снова подходит к своему профессору. А тот как декольте увидел, так прям аккурат в него, минуя газету и, отбросив сигару, ничком упал. И на этом месте снова титры и будильник одновременно.

А при чём здесь кнедлики? Даже не знаю. Но точно помню, что фильм назывался именно так.

Он очень важный человек. Потому что профессор. Или наоборот: профессор, потому что очень важный человек. Непревзойденный эксперт по истории живописи восемнадцатого века, оккультизму и литературе Древнего Китая. Неважно. Работает он везде, где бы не находился. Но чаще всего в просторном кабинете за письменным столом.

На кожаной столешнице в идеальном порядке расставлены стаканы с карандашами, маркерами и ручками всех калибров, включая любимую с золотым пером. Книги, блокноты, тяжеленный дырокол и лупа с ручкой в виде морского якоря – абсолютно каждый предмет имеет свое определенное место, не говоря уже о настольной лампе. Никто не рискнёт нарушить заведенный порядок. Потому что он очень важный человек.

Есть только одна вещь, которая никак не укладывается в образ – носки… Неподвластные трём высшим образованиям и педантизму хозяина. Каждый раз они находятся в совершенно неожиданных местах. Причём не обязательно парой.

На него она смотрит с обожанием и благоговением. Но всплескивает руками и крутит неодобрительно хорошенькой головой, наблюдая очередной одинокий носок под тумбочкой. Вернее, всплескивала и крутила, пока не придумала вот что…

Она надела модную шляпку, подкрасила губы и отправилась в хозяйственный магазин, где приобрела раритетную вещицу: старинные щипцы для кипячения белья, которые использовали мамы в эру до автоматических стиральных машин. Продавщица была счастлива, потому что щипцы залежались лет уж как…дцать.

Теперь, завидев носок, она не наклоняется, а просто поддевает его щипцами и кладет в маленькую плетеную корзинку, которая стоит на почетном месте в гостиной.

Профессор сначала хмыкал, но вскоре придумку оценил, поскольку парные и непарные собираются в кучу.

Иногда, озираясь, он и сам ловко орудует щипцами.

Дедушка жил от нас далеко, но его присутствие в своей детской жизни помню хорошо. Приезжал он поездом, потому что самолетов опасался, и почти все время проводил на родительской даче, где плотничал и столярничал. Пол, стены, потолок во всех комнатах дачного домика он обил аккуратненькими деревянными пластинками. Особым произведением искусства была баня: маленькая, почти игрушечная, как будто специально для детей, кем я и тогда и была.

Зимой дедушка останавливался в нашей городской квартире. Ему выделяли комнату, называемую залом. По ночам он смотрел футбол, а днём спал, потому что жил, как утверждал сам, по московскому времени.

Был у него еще один ритуал, который повторялся каждое воскресенье: дедушка играл в спорт лото. Он включал телевизор, надевал очки, раскладывал перед собой лотерейные билеты и начинал вычёркивать.

Приезжал дедушка всегда с двумя кожаными чемоданами, которые хранились потом в кладовке. Я смотрела на них с благоговением. Кроме того, что они были просто красивыми и вкусно пахли, из них появлялись гостинцы.

Как-то раз родители объявили: приезжает дедушка! Ура! Я, конечно же, в ожидании кожаных чемоданов.

В назначенный час открылась дверь, и вошёл дедушка, но… без чемоданов…

Я ходила кругами до самого вечера и строила предположения в своей детской голове, в итоге не удержалась и подошла к дедушке: "Дедушка, а вот ты приедешь к себе домой, а твоя жена тебя станет ругать…"

Дедушка поднял в удивлении лохматые брови: "Это почему же?!"

А она скажет: «Где чемоданы?! Зачем ты их потерял?!»

Дедушка молчал минуту, а потом громко расхохотался. Он притянул меня к себе и погладил по голове.

К вечеру у меня были гостинцы. Взрослые долго шутили про эту историю и пересказывали её друг другу в разных интерпретациях. Дело было в том, что дедушка, в этот самый раз, приехал сначала к своей двоюродной сестре, поэтому кожаные чемоданы оставил у неё.

С тех самых пор, на каждый мой день рождения, он непременно стал присылать бандероль с конфетами в коробке из-под сахара-рафинада. Эта бандероль открывала для меня череду новогодних подарков.

Женщина шла по Садовому кольцу: нескончаемый поток машин и стеклянные великаны вдоль дороги.

Сквозь витражные окна на высоких этажах сверкают на солнце автомобили, каким-то волшебным образом попавшие туда. Если распахнуть в воображении одно из них, то ярко-синее глянцевое авто взлетит и начнет маневрировать в воздухе, на зависть стоящим в пробке.

В воздухе дурманящий аромат шоколада. Можно просто идти по ветру, и он точно приведёт к шоколадной фабрике. Что-то загадочное происходит за мрачноватыми стенами, из недр которых доносится скрежет.