Книга 2
Шрифт:
Кто лежит там на дороге?
Кто-то протянул тут ноги,
Труп какой-то на дороге,
Эй, да это ведь народ!
Стоял тот дом
– -----------
Стоял тот дом, всем жителям знакомый, Его еще Наполеон застал, Но вот его назначили для слома, Жильцы давно уехали из дома, но дом пока стоял. Холодно, холодно,холодно в доме.
Парадное давно не открывалось, Мальчишки окна выбили уже, И штукатурка всюду осыпалась, Но что-то в этом доме оставалось на третьем этаже. Ахало, охало,
И дати часто жаловались маме И обходили дом тот стороной, Объединясь с соседними дворами, Вооружась лопатами, ломами, пошли туда гурьбой Дворники, дворники, дворники тихо.
Они стоят и недоумевают, Назад спешат, боязни не тая, Вдруг там Наполеона дух витает, А может это просто суховая галлюцинация. Боязно, боязно, боязно дворникам.
Но наконец приказ о доме вышел, И вот рабочий, тот, что дом ломал, Ударил смаху гирею по крыше, а после клялся, Будто бы услышал, как кто-то застонал. Жалобно, жалобно, жалобно в доме
От страха дети больше не трясутся, Нет дома, что два века простоял. И скоро здесь по плану реконструкций ввысь Этажей десятки вознесутся, бетон, стекло, металл. Весело, здорово, красочно будет.
Хунвейбины.
– --------
Возле города Пекина ходят-бродят хунвейбины. И старинные картины ищут-рыщут хунвейбины. И не то, чтоб хунвейбины любят статуи, картины, Вместо статуй будут урны революции культурной.
И ведь главное, знаю отлично я,
Как они произносятся,
Но что-то весьма неприличное
На язык ко мне просится,
Хунвейбины.
Хунвейбины - ведь это ж неприлично, Вот придумал им забаву ихний вождь, товарищ Мао, Не ходите дети в школу, помогите бить крамолу, И не то, чтоб эти детки были вовсе малолетки. Изрубили эти детки очень многих на котлетки.
И ведь главное, знаю отлично я,
...............................
Вот немного посидели, а теперь похулиганим Что-то тихо, в самом деле - думал Мао с Ляо Бянем. Чем еще уконтрапупить мировую атмосферу? Вот еще покажем крупный кукиш США и СССР-у.
Но ведь главное, знаю отлично я,
Как они произносятся,
Но что-то весьма неприличное
На язык ко мне просится.
Хунвейбины.
Колея
– ---
Сам виноват, и слезы пью и охаю,
Попал в чужую колею глубокую.
Я цели намечал свои на выбор сам,
А вот теперь из колеи не выбраться.
Крутые, скользкие края имеет эта колея, Я кляну проложивших ее, скоро лопнет терпенье мое И склоняю, как школьник плохой Колею, колее, с колеей.
Но почему неймется мне - нахальный я,
Условья в общем в колее нормальные
Никто не стукнет, не притрет не жалуйся,
Желаешь двигаться вперед - пожалуйста.
Отказа нет в еде-питье в уютной этой колее, Я живо себя убедил:
Вот кто-то крикнул сам не свой: "А ну, пусти!"
И начал спорить с колеей по глупости
Он в споре сжег запас до дна тепла души
И полетели клапана и вкладыши.
Но покарежил он края, и стала шире колея. Вдруг его обрывается след. Чудака оттащили в кювет, Чтоб не мог он нам, задним, мешать По чужой колее проезжать.
Вот и ко мне пришла беда: стартер заел.
Теперь уж это не езда, а ерзанье,
И надо б выйти, подтолкнуть, но прыти нет,
Авось подъедет кто-нибудь и вытянет.
Напрасно жду подмоги я. Чужая это колея. Расплеваться бы глиной и ржой с колеей этой самой чужой. И тем, что я ее сам углубил, Я у задних надежду убил.
Прошиб меня холодный пот до косточки
И я прошел вперед по досточке.
Гляжу - размыли край ручьи весенние,
Там выезд есть из колеи, спасение.
Я грязью из-под шин плюю в чужую эту колею. Эй вы, задние, делай как я, это значит: не надо за мной. Колея эта только моя, Выбирайтесь своей колеей, выбирайтесь своей колеей.
Письмо в редакцию телепередачи
"Очевидное невероятное" с Канатчиковой дачи
Из сумасшедшего дома.
– ------------------
Дорогая передача! Во субботу, чуть не плача, Вся Канатчикова дача к телевизору рвалась, Вместо чтоб поесть, помыться у колодца и забыться, Вся безумная больница у экрана собралась.
Говорил, ломая руки, краснобай и баламут Про бессилие науки перед тайною Бермуд, Все мозги разбил на части, все извилины заплел, И канатчиковы власти колят нам второй укол.
Уважаемый редактор, может лучше про реактор, а? Про любимый лунный трактор? Ведь нельзя же, год подряд То тарелками пугают, дескать, подлые, летают, То у вас собаки лают, то у вас руины говорят.
Мы кое в чем поднаторели, мы тарелки бьем весь год Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врет, А медикаментов груды мы в унитаз, кто не дурак, Вот это жизнь, а вдруг Бермуды. Вот те раз. Нельзя же так!
Мы не сделали скандала, нам вождя недоставало. Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков. Но на происки и бредни сети есть у нас и бредни, И не испортят нам обедни злые происки врагов.
Это их худые черти бермутят воду во пруду, Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году. Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту тасс, Тут примчались санитары и зафиксировали нас.
Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек. Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше: "Развяжите полотенцы, иноверы, изуверцы. Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе".