Книга 3. Кербер
Шрифт:
Забавно? По мне, так даже очень. Безмерно интересно.
Но вот только меня интересовал лишь один вопрос – как мне на Землю вернуться благодаря этому всему? Я уподобился Робинзону Крузо в своем тупом желании по упрощению действительности до полной деградации сознания. Бритва Оккама – это важный основополагающий принцип для исследователей, но во всем есть границы.
Нельзя чрезмерно упрощать, так же, как и чрезмерно усложнять суть процессов. Все потому, что существует лишь одна точка – одно золотое сечение, к которому мы и должны приближаться в познании. Ведь нельзя же упростить то же самое золотое сечение
Я хоть тресни, никак в толк не мог взять, как мне все эти новые знания применить. Что мне по этой схеме надо делать? Схема, конечно, древней была. Но не думаю, что за каких-то жалких несколько тысячелетий основа нашего мира поменялась.
И еще одна техническая загвоздочка имела место. Ну не понимал, как мне влезть сначала в центр одной планеты, а потом вылезти из ядра другой?! Или тем более звезды, не говоря уже о черной дыре. Хотя, мне на них плевать, меня Земля интересует. А что там у Земли вместо ядра в таком раскладе с пространственно-временными воронками континуума получается? Мне непонятно. Совсем ничего непонятно в прикладном, техническом аспекте. На пальцах – вроде как понятно, а как сделать – ни малейшего представления.
Вот потому и летел я к какой-то неизвестной планете в неизвестном углу Солнечной системы. Здесь должно было быть то, что поможет мне сделать это. Уже прямо стихами из сказки вещаю: найди то, не знаю что, чтобы сделать это.
Так что это еще за планета такая? Большая, темная, верно это и есть та самая планета ИКС, Немезида или как там ее еще называют. Я так понимаю, карты как раз оттуда были, точнее от тех, кто сам оттуда. Только они оттуда уже как много тысяч лет назад прибыли. Есть ли теперь кто в этой дыре?
Вот сейчас и проверим. Потому что я уже здесь…
Что за место такое?..
Темно.
Холодно.
Но нет ни снега, ни льда.
Где-то даже жарко.
Вулканы. Действующие.
Атмосфера. Смрад какой-то. Дым.
Мрачно, но не темно – только звезд не видно.
Огромные острые скалистые горы вздымаются на многокилометровую высоту. У нас таких не бывает, разве что в кино про вампиров.
Спутник у планеты есть. Только странный очень. Какая-то звезда смерти прямо. Мельче нашей Луны, только в отличие от нее очень-очень мрачный. Чернее самой черной черноты, что его в небе окружала. И это еще не все. Он как бы клубился что-ли, как комок газов или планета газовая. И излучал из этого… Но не свет вовсе и даже не отраженный свет оборотней, как Луна. Он излучал темноту, холод и мрак. Или я ничего не понимаю, но мне казалось, что он втягивал излучение в себя, в эту клубящуюся тьму.
Поясню. Все мы знаем, как работают источники света – возьмите хоть обычный фонарик. Свет из него идет. Но из этой штуки свет не шел. Ладно, скажем так, излучение может быть в разных спектрах, в том числе и незримых для нас. Для темных, но горячих космических объектов характерно инфракрасное, например.
Сейчас же я шкурой, шестым чувством, ощущал исходящее от него излучение. Но все это было не то, что
Както я уже рассуждал на тему, отчего спутники Марса зовутся Фобос и Деймос, то есть Страх и Ужас. Может быть они есть представительства этого места в районе Марса? Ведь, если только одним глазком на местные «красоты» взглянуть, сразу понимаешь, что есть настоящие страх и ужас. Здесь от всего уже на расстоянии этим веяло. Риддиковская Крематория – это просто парк развлечений для детей младшего дошкольного возраста будет.
Зашибись местечко назначения я себе нашел. Нечего сказать, «дурачина ты, простофиля!»7 С чего я взял, что каким-то непонятным картам неизвестно кого можно верить?! Вдруг ловушка?
Сейчас я пролетал как раз между спутником и планетой. И вот именно здесь я прочувствовал все, что творилось в этом месте, всю местную энергетику. От нее мороз по коже пробегал, хотя вулканы пыхали просто испепеляющим серным жаром. Но ощущения такие были, что даже сравнить не с чем. Думаю, те же ощущения возникнут, если взглянешь в глаза акулы, несущейся на тебя с разверстой пастью или во взоре змеи увидишь, что удумала тебя укусить. И все это помноженное на факт, что поздно бежать и некуда деться, тебе с этим неминуемо предстоит столкнуться.
Хотя, справедливости ради замечу, что акулы нападают с закрытыми глазами – у них или рот, или глаза открыты, совестливые они видно, не могут в глаза жертвы смотреть, когда пасть на нее разевают. Крокодилы тоже, говорят, плачут и льют крокодильи слезы, но исключительно после сытного обеда. Короче говоря так – совесть совестью, а обед по расписанию.
В общем теперь я все понял, что случай завел меня в западню. Эти небесные тела были и акулой, несшейся на меня с разинутой, полной гор-зубов пастью и коброй, с источающей черный яд со своих жал – остроконечных горных пиков. Вот я и оказался между ними. Хорошее местечко, если только они друг друга уничтожат, а меня в покое оставят. Только так разве отсюда можно живым выбраться.
Но с другой стороны, я по-прежнему верил, что в этом месте есть какой-то короткий проход на Землю. Именно здесь, среди кипящих рек лавы и сернистых озер этой жуткой планеты. И сейчас, пролетая на высоте всего каких-то пары десятков километров над ее поверхностью, чуть не задевая пики гор, я четко видел, что здесь к чему.
Понятия не имею, как так может быть, что в стольких несчетных миллиардах километров от светила могла находиться планета с горячей атмосферой! На ее поверхности реально тепло было, если по земным меркам, так даже очень жарко – градусов 40 по Цельсию или выше.
При этом было здесь мрачно, хотя не так уж и темно – вечные сумерки в багровых тонах вулканизма. Свет этот был как бы везде. Он шел от рек и океанов с клокочущей магмой, от черно-багровых, несущихся по небу туч, постоянно озарявшихся грозовыми разрядами. Только в отличие от земных, молнии были пурпурного цвета, как и вспышки от них, озаряющие весь этот мир. Причем молнии в основном били горизонтально, между тучами. В эти моменты небо озарялось, и словно раскаленная до красна тюремная решетка окутывала планету, давая понять тому, кто попал сюда, что не сбежать ему уже отсюда никогда. Что он попал… Я попал.