Книга ангелов и небесного «я». Как услышать небесного покровителя и раскрыть свой потенциал
Шрифт:
Начиная с последних десятилетий XVIII века и до середины XIX, с расцветом масонства, которое насыщалось различными мистическими традициями Ближнего Востока, ангелология, как и многие другие направления Каббалы, переживала возрождение популярности в нееврейской среде. С тех пор и по сей день ангелология периодически всплывает в книгах небольших издательств для любителей необычного – с более и менее фантастическими переделками старых «Ключей».
К сожалению, психология никогда не касалась ангелологии. Даже Карл Густав Юнг не обратил на нее внимания, хотя он охотно исследовал алхимию и разные пророческие техники. Возможно, швейцарский психиатр предпочел не вдаваться в такую «еврейскую» тему. Или просто его отталкивало принципиальное расхождение между
Ангелология и астрология
С этой точки зрения астрология менее проблематична: по крайней мере, многие астрологи ищут научное обоснование своих методов. Например, поддерживают теорию, что если Луна оказывает влияние на морские приливы и биологические ритмы, нет оснований исключать, что и другие планеты Солнечной системы, а также определенные созвездия в какой-то степени влияют на настроение и, следовательно, на характер, на возможности, которые мы постепенно можем находить и использовать на нашем пути. Более того, астрология ограничивается рассмотрением этих возможностей, то есть более или менее благоприятными моментами, рассуждая с точки зрения вероятности, но – если только астролог не начинает чувствовать себя провидцем – оставляет каждому свободу выбирать цель своей жизни.
Ангелология, со своей стороны, не только не говорит о звездах, но (что именно и вызывает возмущение) хочет указать человеку, какие задачи он должен выполнять в мире на благо его самого и всех остальных, и для этого основывается на определенном энергетическом потоке, который был и останется одинаковым на всей Земле на протяжении всех тысячелетий.
Но объяснить эту, казалось бы, чрезмерную претензию достаточно просто: есть много эффективных типологий, в основе которых лежит если и не претензия на постоянство (как в нашей ангелологии), то по крайней мере гипотеза длительной продолжительности тех характерных особенностей, которые они принимают во внимание, – например, типология по группам крови или типология Юнга, которая подразделяет человечество на различные психологические категории в зависимости от той или иной «функции Эго». Но современный западный человек может возразить, что ангелологическая типология представляет собой ограничение личной свободы на основании неоправданного применения принципа причины и следствия, где только одна причина, то есть дата рождения, считается решающей для непропорционально большого количества эффектов, то есть для тысяч выборов, которые человек может осуществить в течение своего существования. Под тяжестью этого возражения ангелология не может не потерпеть крах теоретической достоверности в глазах современного западного человека.
Причинность
По правде говоря, то, что критерии нашей рациональности несовместимы с ангелологией, не зависит от недостатков последней.
Дело в том, что уже пару веков любой вопрос о причинах заставляет нас нервничать. Дело в том, что с XVIII века наука не осознает, насколько преувеличена та независимость от религии, которой она хвастается. Очевидно, религиозный образ мышления проделал в умах более глубокие борозды, чем можно было предположить, и ученые, двигаясь в сторону прогресса, не заметили, что они всегда следовали какой-то линии богословских идей позднего Средневековья: прежде всего, убежденности, что во Вселенной всегда существовала первопричина, от которой рождаются другие причины, каждая из которых, в свою очередь, производит свой эффект.
Для религиозных людей
Мы должны учитывать нынешнее состояние Вселенной как следствие своего предыдущего состояния и как причину того, которое последует за ним.
Обратите особое внимание на слова «Мы должны». И пятьдесят лет спустя вот другое высказывание Клода Бернара, одного из ведущих ученых того времени:
Неизменный принцип экспериментальных наук – необходимость детерминизма. Опыт показывает нам только форму явлений; но отношение следствия к определенной причине является необходимостью и не зависит от опыта: оно – математическое и абсолютное.
Тем временем Дарвин полностью посвятил себя изучению происхождения, что и стало торжеством причинности и привело к большим последствиям. Затем у Фрейда:
Мы опираемся на предпосылки, что существует массовая психика, в которой психические процессы развиваются так же, как и в психике одного человека. Особенно мы верим, что тысячелетиями существовало чувство вины, передаваемое из поколения в поколение, которое берет свое начало в преступлении настолько древнем, что люди более поздних поколений не могут ничего об этом знать.
Никто и не заметил, что с этим господством причинности в современную эпоху просачивалось главное намерение богословов, из-за которого они и посвятили себя культу первопричины, то есть потребность убедиться и продемонстрировать, что прошлое сильнее настоящего и абсолютно его определяет. В религиях это вполне понятно и функционально: они действительно должны опираться на традиции, чтобы выжить. Чтобы лучше воздействовать на верующих, они должны уговорить их, что в жизни прошлое (а не будущее) имеет решающее значение: из-за первородного греха Адама человек не может своими же силами спасти самого себя.
Таким образом, на Западе мы имеем науку, которая полусознательно ограничивает свой кругозор и в которой причинность является не столько нормативным принципом, сколько фиксацией, патологией сознания, которая не может не вызывать нервозность у тех, кто на ней настаивает, и которая мешает им видеть другие перспективы мышления.
Синхронность
Для древних принцип причины и следствия не имел такого большого значения.
Например, по мнению некоторых греческих философов, причина и следствие имеют одинаковую важность. «Истинная причина всего кроется в его цели», – пишет Анаксагор в V веке до нашей эры (говорят, что и Анаксагор учился в Египте). То есть древние могли думать (в отличие от наших ученых), что цель любого действия выбирает причины, которые будут на него влиять. И эту идею легко проверить, если просто попытаться рассуждать следующим образом: обстоятельств, которые могут стать причинами чего-либо, всегда очень много; но из этого большого числа потенциальных причин только некоторые причины (и всегда больше одной) станут эффективными в определенный момент жизни человека. И какие будут эти причины, будет зависеть исключительно от направления, от цели, которую этот человек запечатлел в своих намерениях.