Книга бытия (с иллюстрациями)
Шрифт:
Я сказал, что, кроме двух-трех недель, Косарка была обычным продовольственным рынком — но обычность относилась только к продовольствию. Базарчик этот мало походил на другие. Продажа здесь шла с возов. С раннего утра на площади выстраивались телеги, слышались конский топот, ржание и сердитые окрики возниц: «Тпру, тпру, нелегкая тебя возьми!»
Торг начинался на рассвете и продолжался часов до четырех. Бабы, восседавшие на возах, поднимали рогожи, демонстрируя товар: домашнее масло в мисках и капустных листьях, копченые колбасы и окорока, зелень, фрукты, соленые арбузы и огурцы, муку, мед, патоку… И прежде всего, раньше
После голодных лет войн и революции, когда наступил нэп, на Косарке снова появились возы с молоком, но торг был куда меньше, да и посуды, этих самых глечиков, не хватало, глиняные кувшины заменили металлическими — и вкус молока стал уже не тот.
На той же Косарке, с таких же возов, торговали самодельным хлебами — черными, серыми, солнечно желтыми, снежно белыми, всегда вкусно пахнущими, обычно крупными — килограмма на три, даже четыре. Покупательницы привыкали к продавцам: у того хлеб кисловат, у этого пресноват, у третьего сдобен, у четвертого сдобрен тмином и пахуч — в общем, подобрать можно было и на привередливый вкус.
Если война в первые годы и породила оскудение, так явственно обозначившееся позже, то я его не заметил. Зато хорошо помню, как запасали продукты на зиму. Нынешнему горожанину, прикованному к магазинам, не понять, что это значило.
К холодам готовились как в далекое морское путешествие. Завозили дрова и уголь, сараи и подвалы — у кого что было — доверху заполняли топливом. Это дело (вероятно, самое важное для взрослых) нас, малышню, особо не затрагивало. Зато продовольственные заготовки превращались в праздник.
Помню, что в квартиру втаскивали куль муки и мешок (поменьше) сахарного песку — на готовку, а в шкафчики укладывали сахарные головы в синих обертках — для стола. Кухню доверху забивали капустными шарами, бабушка их шинковала, я ел кочерыжки, а несъеденное тащил во двор — среди моих приятелей были и те, которые победней.
Солили не только капусту, но и зеленые помидоры, яблоки и арбузы — тоже великолепная обжираловка. Арбузы на засолку покупались с возов — невзрачные, невкусные. Те, которые предназначались для стола, приносили с дубков, деревянных парусных суденышек, в конце лета и осенью густо населявших так называемую «военную гавань». Дубки шли из Херсона, Николаева, Голой пристани, Скадовска. Помню, больше всех ценились херсонские и голопристанские арбузы.
Мама, отправляясь в арбузный поход, брала с собой и меня. На маленьких суденышках — мне они казались огромными — вся палуба была забита кавунами. У свернутых парусов мачты стоял хозяин дубка. Каждый выбирал товар по желанию — «с надрезом» или без, хозяин называл цену. Обычно не торговались: она всегда была ниже, чем на рынке.
Я тоже «выбирал», то есть хлопал ладошкой по кавуну и просил маму взять вот этот, полосатенький, или соседний — черненький. Не помню случая, чтобы мама со мной согласилась, всю жизнь
Судно качалось на набегавшей волне, глухо билось бортом в причал, палуба убегала из-под ног — это было здорово, особенно если стоял вечер, и звезды над головой тоже метались, и клотик мачты чертил по ним свои кривые. Звезды были живые, как люди, гораздо живей: человеческая подвижность не изумляла, толпа на дубке и набережной не только двигалась, но и шумела, и толкалась, и незлобно поругивалась, а они молчаливо сверкали, молчаливо мчались — это было чистое движение, без сопутствующего гама, от него слегка кружилась голова.
Но самым большим праздником, конечно, было варенье. Его не варили, а творили, не изготавливали, а создавали — это был род искусства, а не кухонное ремесло. И как всякое искусство, оно нуждалось в восхищенных зрителях.
Тазы и чаны вытаскивались во двор по необходимости — там были печечки, составленные из кирпичей, но разделку ягод и разливку варева выносили на суд общественности из других соображений — ритуал требовал.
Моей, подмастерья, обязанностью было подавать сахар и миски с ягодами, открыто, а чаше украдкой — поглощать самые крупные экземпляры и вылизывать с тарелок сладкий ароматный «шум» (его снимали с кипящего варенья шумовкой или большой деревянной ложкой). В эти дни наш двор (да и соседние тоже) дышал ароматом кизила, райских яблок и винограда. И у всех малышей трещали животы. И мы гордились, как подвигом, неизбежными последствиями праздника. На другой день кто-нибудь непременно хвастался:
— Я так наелся, так наелся! Четыре раза ночью на ведро бегал, в первый раз думал: не добегу до горшка — нет, успел!
6
Война расширялась. В мировую схватку вторглась Турция: линейный крейсер «Гебен» обстрелял Одессу. Урон был ничтожный — эффект огромный. Могу представить, какие разговоры это породило среди одесситов, сходящих с ума и по меньшим поводам. Думаю, нападение «Гебена» довело воинственно-праздничные страсти до кипения.
Но странное дело: в памяти моей и моих друзей постарше — сужу по всем последующим разговорам — рейд крейсера к северным берегам Черного моря никак не отразился. Возможно, последующие трагические события вымели из головы и уличной трепотни вступление Турции в войну.
Зато отчетливо помню, как по Прохоровской шли полки, ехала конница, развевались знамена, кричали люди, женщины махали руками, мужчины бросали в воздух котелки и шляпы, картузы и кепки. Малышня тоже воевала — играми и насмешками над немцами.
Ненависть к врагу поменяла свою природу. В те годы Германия безусловно была самой выдающейся страной мира. Она уверенно завоевывала первое место в промышленности, в военном деле, в науке и культуре (кроме, может быть, живописи и поэзии), в социальном устройстве, в революционной теории и практике.
Гитлер начал схватку с миром, когда Германия и думать не могла играть ту блистательную роль, какая по неоспоримому праву принадлежала ей перед Первой мировой. С этой точки зрения фюрер пошел на войну, находясь во многократно худших условиях, чем кайзер. К нацистам относились вполне серьезно — со страхом, с ненавистью, с отвращением, но отнюдь не насмешничая и не глумясь над чудовищными их извращениями.
Перекресток
Проект «Поттер-Фанфикшн»
Фантастика:
фэнтези
рейтинг книги
