Книга бытия
Шрифт:
— Представляю себе — публичная похвала самого Таирова! А как он сейчас к тебе относится?
— Ну, ему не до студийцев. Он весь в своем театре. Зато я, кажется, становлюсь любимицей его жены. Ты знаешь Алису Коонен? О ней столько пишут и говорят.
— Я видел ее в двух спектаклях во время прошлых приездов в Москву. Это великая актриса. Как она играла в «Федре» и «Андриенне Лекуврер»! Так она к тебе благоволит?
— Во всяком случае — благосклонна. Подруги говорят: она держится так,
Мы пошли к трамваю. Нам повезло: в вагоне нашлась свободная скамейка. Вскоре, на подъезде к Савеловскому вокзалу, он был так переполнен, что люди висели на подножках, держась не за поручни, а за плечи тех, кто успел ухватиться за ручки. Я уже убедился, что в Москве всегда так ездят — до пуска первой линии метро оставалось около месяца.
— Я тебе покажу одну из московских достопримечательностей, — сказала Нора, когда мы выехали на Новослободскую. — Посмотри в окно. Это большое кирпичное здание — Бутырская тюрьма.
Потом я считал зловещим предзнаменованием, что Нора обратила мое внимание на Бутырку. Не прошло и года, как я стал устойчивым обитателем ее камер, — и это время явно не было лучшим в моей жизни.
Но в тот день тюрьма мне понравилась: она еще не была скрыта фасадом многоэтажного дома и выглядела очень монументально.
— Внушительно, — сказал я с уважением. — Почти крепостная мощь. Умели строить наши предки!
/Пропущенная иллюстрация: Нора в сценическим костюме/
— В Москве ходят слухи, что в связи с окончательной победой социализма все тюрьмы скоро снесут, — заметила Нора.
— Ну, этого здания на наш век хватит, — легкомысленно отозвался я. — Бутырка — не храм Христа Спасителя, ее не взорвать: кругом жилые дома.
— Как-нибудь снесут. Или приспособят под что-либо иное, — уверенно ответила Нора. — У нас на студии один лектор говорил, что церкви и тюрьмы — проклятое наследие прошлого и, пока с ними не расправятся, настоящее будущее не наступит.
Меньше всего в тот момент я думал о будущем. Рядом со мной сидела Нора — это маленькое настоящее было гораздо важней всех грядущих в мире.
На бульварах мы сошли и направились к Камерному театру. Пушкин еще стоял на своем старом месте, но Спасского монастыря уже не было.
— Ты будешь ждать? — полувопросительно сказала Нора.
— Конечно. Куда я могу деться?
— У тебя много друзей в Москве. И, наверное, подруг.
— Видишь ли, и друзья, и подруги есть. Но их, как ты справедливо заметила, много. А ты — одна. Больше чем одна — единственная!
— Я постараюсь не задерживаться, — шепнула она, убегая.
Я ходил
И Сема Липкин — надо бы и с ним встретиться, столько переговорено в Одессе, вот бы еще поговорить!
И, думая о друзьях, я грустил, что никого не увижу: завтра нужно уезжать. Я знал почти все адреса, мог бы и навестить, пока Нора на занятиях. Но сделать этого я решительно не мог. Даже минуту ожидания Норы я был не в состоянии променять на самую радостную встречу с кем-либо еще. Нет, я сказал ей правду: друзей — много, она — единственная!
Нора появилась, когда уже совсем стемнело. Она радостно взяла меня под руку.
— Заждался?
— И заждался, и дождался. Все хорошо, что хорошо кончается, как утверждал некий Шекспир. У вас не собираются ставить Шекспира?
— Не слышала. Он не во вкусе Таирова. Александр Яковлевич ставит классиков, но не реалистов, а романтиков — «Антигону», «Федру», «Мадам Бовари».
— И такого великого писателя наших дней, как Всеволод Вишневский…
— Это, наверное, приказали свыше. Знаешь, судя по всему, я буду играть в «Оптимистической трагедии» — намек такой был.
— Рад за тебя! И с удовольствием посмотрю, какова ты в трагедии, пусть даже оптимистической.
— Сережа, ты знаешь, я очень хочу есть!
— Разве в театре нет буфета?
— Там была очередь — человек пять. А ты ходил по улице… Пойдем в кафе на Никитском, это рядом. У тебя есть деньги?
— В командировку без денег не ездят.
— У меня теперь тоже есть! Хочу тебя угостить — ты ведь в Москве гость, а я нормальная прописанная москвичка.
— Нора, еще ни одна женщина!..
— Знаю, знаю! — засмеялась она. — Не буду оскорблять твое мужское самолюбие.
Было уже совсем темно, когда мы вышли из кафе.
— Теперь к трамваю? — спросил я.
— Тебе хочется скорей от меня отделаться? — лукаво спросила она. — Ты ведь уезжаешь только утром.
— Тогда пешком. Указывай дорогу: я Москву плохо знаю, а ты уже нормальная прописанная москвичка.
Сначала мы шли по бульвару, потом свернули на Чеховскую, вышли на Каляевскую, миновали Бутырку, завернули на Савеловский вокзал и выпили там зельтерской воды (в Москве она уже именовалась газированной) — и зашагали дальше.