Книга Дины
Шрифт:
Матушка Карен угостила доктора пуншем и накормила куропаткой с вином, а после обеда предложила ему сигары, лишь бы загладить неучтивость молодой хозяйки.
Дина со злостью грохотала ящиками комода. Одежда больше не лезла на нее.
Живот и груди набухли, молодое тело разрослось до таких размеров, что могло бы вызвать жгучую зависть всех, кого судьба обделила этим. Но Дина не показывалась на людях.
Она только мерила шагами залу и никого не желала видеть.
В конце концов матушка Карен все-таки зашла к ней. И тут
День следовал за днем. Их сковывали воедино светлые ночи. Густые, как кислый дым из опасной шахты.
Я Дина, я читаю Книгу Ертрюд. Через ее же увеличительное стекло. Христос — несчастное создание, которое нуждается в моей помощи. Ему никогда не спасти себя самому. У него есть двенадцать присягнувших ему людей, все они неумело пытаются ему помочь. Но им это не удается. Они трусливы, робки и беспомощны. Иуда умеет хотя бы считать… И осмеливается высказывать свой гнев. Но он позволил им навязать ему некую роль. Точно у него не хватало ума сказать, что он не может быть предателем, лишь бы спасти всех остальных…
Из-за того что Дина не могла говорить, ее часто принимали и за глухую.
Люди судачили обо всем и в коридорах, и у нее за спиной. У них это вошло в привычку, потому что она всегда молчала и ничем не показывала, что слышит. Зато она всегда знала, что происходит в усадьбе и что по этому поводу думают люди.
Она писала свои просьбы и приказы. Грифелем на черной доске. Отправила в магазин Тромсё список необходимых ей книг.
Ящики с книгами прибыли с пароходом. Дина сама открыла их большим гвоздодером, что лежал у нее перед печью.
Служанке, которая выгребала золу и приносила дрова, этот инструмент казался зловещим.
Но когда этот тяжелый, наводящий ужас предмет в один прекрасный день вдруг исчез со своего места, это показалось ей еще более зловещим.
Книги были по бухгалтерии, руководства по ведению счетов и управлению хозяйством. Читая их, Дина порой так бушевала, что Олине казалось, будто у хозяйки вот-вот рухнет печь.
Было послано за опытным счетоводом. По несколько часов в день Дина просиживала в конторе при лавке. Счетовод основательно проверял все бухгалтерские документы.
Дина с Нильсом были весьма недовольны друг другом. Счетовод работал целый месяц. Он ходил между конторой и домом, словно сторожевой пес.
— А теперь мадам сунет свой нос в закупку товаров для лавки, — ворчал Нильс и искоса поглядывал на счетовода Петтера Ульсена, который не позволял себе поддаваться искушению и не подхватывал саркастический тон Нильса.
Ему никогда не жилось так хорошо, как в Рейнснесе. Он бы с удовольствием задержался здесь подольше.
По вечерам он сидел в курительной комнате и курил лучшую пенковую трубку Иакова, словно свою собственную.
Правда, Дининого общества он был лишен. Если не считать того времени, когда обучал ее бухгалтерскому делу. Она оставалась в зале и выходила оттуда,
Никто не назвал бы Дину приветливой. Но поскольку она не говорила, никто не слышал от нее дурного слова.
Матушка Карен сияла от счастья, что Дина так энергично взялась за дело. Но в то же время она впала у Дины в немилость, упрекнув ее за то, что Дина не считается со «своим положением».
Дина разразилась потоком таких страшных гортанных звуков, что, несмотря на тихую погоду, в доме зазвенели окна и зеркала.
Если в Рейнснесе чего и боялись, так прежде всего этих Дининых звуков, которые она изрыгала, свесившись через перила лестницы. У тех, кто их слышал, мороз подирал по коже.
Как говорила Олине, сразу ясно, с кем Дина в родстве.
Но в остальном в Рейнснесе царил мир. Матушка Карен часто дремала под своим ворсистым пледом в гостиной. Она по многу раз перечитывала сухие письма Юхана, которые приходили регулярно. Иногда она читала их Дине вслух. Она позволяла себе быть старой, потому что видела, что все более или менее в порядке.
Но комнаты для гостей уже несколько месяцев пустовали. Скорбь, немота и безумие хозяйки Рейнснеса отпугивали гостей.
Это богатое торговое местечко с постоялым двором как будто погрузилось в дремоту.
Зато поездка на Лофотены оказалась необыкновенно удачной. Благодаря Андерсу. Стало ясно, что заслуги, которые, как правило, приписывали Иакову, объяснялись просто хорошей работой Андерса.
Все говорили только о ребенке, с ним связывалось много надежд.
Сама Дина не могла говорить о нем. И не писала о нем на черной доске.
Служанки, Теа и Аннетте, в свободное время шили детское приданое, а Олине позаботилась, чтобы повитуха всегда была где-нибудь поблизости.
Душным, сулившим грозу днем случилось то, чего так опасалась матушка Карен.
Вороной сбросил Дину.
К счастью, Фома был на поле и все видел. Он мчался к ней так, что у него заломило в груди и во рту появился привкус свинца. Дина лежала у кочки, поросшей кустиками брусники. Руки и ноги у нее были раскинуты в стороны. Она была словно распята на земле. Лицо с широко открытыми глазами было обращено к небу.
Шишка на лбу и царапина на ноге от торчащей сосновой ветки — других повреждений у Дины как будто не было. Фома решил укрыть Дину в летнем хлеве — иного убежища поблизости не было. А Господь Бог в приступе злобы наслал грозу с сильным ливнем.
Вороной испугался первых раскатов грома и сбросил Дину, которая пыталась его усмирить.
Поддерживая, Фома довел Дину до щелястого хлева. Уложил на старое сено. Времени уже не оставалось. Роды начались мгновенно.
Фома однажды помогал своей матери при родах — они жили в стороне от соседних усадеб. Он знал, что ему делать.