Книга Холмов
Шрифт:
– Чтобы отвлечь твое внимание и переключить твой невероятно острый слух на мой голос.
– ответил герртруд.
В воздухе мелькнули две ленты. Ремень Карла ударил Дмитриуса пряжкой в плечо, яркий синий разряд, гремлины внутри возопили и глухо бухнулись вниз. Ремень Вирги ударил Алейну в плечо, обжег яркой вспышкой, она дернулась от разряда и упала на траву с поблекшими, широко раскрытыми глазами. В воздухе запахло серой и, наоборот, свежестью.
Дмитриусу было, мягко говоря, наплевать на синий удар, хоть плевать было и нечем. Он уже вскидывал руку, чтобы выстрелить в герртруда железным болтом прямо
– Слишком медленный и слишком греховный, - кивнул Ганс.
– А вы, быстрее!!
Солдаты трясли руками, и кисти обоих выглядели странно, словно бесформенная мягкая глина. Хотя сейчас уже распрямлялись и твердели. Пока герртруд умело отвлекал наивного противника, они успели освободить руки и снять с пояса ремни, которыми хлестнули лисов. Но сапоги все еще были в кандалах. Как только руки обрели хоть какую-то твердость, каждый из солдат сорвал одну из неприметных пуговиц с боковой пристежки и, наклоняясь, сдавил, вжимая ее в кандалы. Резкий кислый запах, странное шипение, железные кольца и цепи невероятно быстро покрыла бурая ржа. Еще несколько секунд, церштурунги с силой дернулись - и оковы лопнули с сухим треском, наполовину рассыпавшись трухой.
– Карл, меня!
– скомандовал снайпер.
– Вирга, найди оружие.
Вирга подскочил к броневагону и дернул дверь.
– Заперто!
– На крышу, там люк, - подсказал Карл, пуговицей снайпера растворяя кандалы у того на ногах. Ганс тем временем резко сжал кулаки и сморщился, терпя боль. Перчатки были с обрезанными пальцами, поэтому стало видно, как ногти вдруг резко пожелтели, набухли и запузирились жидкостью, которая обильно потекла по пальцам и ладони к запястью. Кисти рук тут же сделались мягкие, аморфные - и легко вытянулись из стискивающих запястья колец.
Герртруд дернул ногами, высвобождаясь из проржавленных оков, и затряс руками, чтобы побыстрее вернуть им форму. У него совсем не осталось ногтей, их место было выплавлено и покрыто сочащимся желтым соком. Стряхнув ее и отерев остатки о доспех, снайпер огляделся.
– Тут магический запор! В виде книги... Не сдвигается, попасть внутрь не могу!
Все их оружие лисы спрятали в подпол броневагона.
– Карл! Разведай отход, если чисто, не возвращайся, жди на тропе к схрону. Вирга, лезь повыше и сигналь, когда только будут спускаться! Если уже спускаются, сразу назад.
Юноша послушно метнулся выше, к густой кольцевой роще, окружающей семидесятый Холм. Карл с привязанной к груди рукой припустил по дороге, ведущей вглубь древней земли.
Ганс Штайнер подбежал к Алейне, перевернул ее сбоку на спину и сел сверху, ощупывая пояс и бедра. Милосердие и наивность, у девчонки не было даже ножа. Нашел в поясной сумке долото, зажим... нашел вытянутый тонкий футляр, выхватил и уставился на цельнолитой ланцет... из тильсы?
– Прекрасная работа, - восхищенно прошептал он, разглядывая тонкие борозды резной поверхности, похожие на извилистый узор пальцев руки. Определенно, этот ланцет стоил целое состояние, так странно было
– И совершенная чистота! Не запятнано ни единой скверной. Идеально для операции!
– Ведьма, - слабо прошептала Алейна, постепенно приходя в себя.
– Его... сделала ведьма.
Грустная гримаса-улыбка гасла на ее лице.
– Молчи и не двигайся, - рявкнул герртруд. Глубоко посаженые глаза сверкнули. Он свел руки девчонки у нее за головой и быстро, умело скрутил их брошенным ремнем Вирги. Продел вокруг шеи, стянул и застегнул. Теперь она не могла пошевелить руками, только душить саму себя. Насел ей на живот, придавил к земле.
– Не надо, - выговорила девчонка, слезы скатывались по грязной правой щеке и чистой, нежной левой.
– Не отнимай ее!
– жрица изгибалась, возила ногами по земле.
Ганс точным движением вспорол ее кожаный доспех. Это оказалось настолько просто, ланцет из поющего металла, какое сокровище, какое же сокровище! Распоротые куски мотались, неровно торчащие вбок и вверх.
– Я люблю ее, - плакала девчонка. Она силилась скинуть церштурунга с себя, изгибая тонкий стан, но не могла.
– Не отнимай. Пожалуйста! Не смей!
Он разрезал рубаху и распахнул ее, на секунду уставился на юную, светлую грудь. Моргнул, глядя в искаженное страхом, умоляющее лицо, в такие детские уголки побледневших губ. Хотел что-то сказать, но смог не сразу.
Гремлины зашевелились внутри Дмитриуса, с трудом заскрежетали своими голосами, похожими на отрывистое клацанье пригоршни камней. Ганс Штайнер одним движением вытянул свой пояс и хлестнул пряжкой по стальному воину, синий разряд, хрип, тишина.
– Она лжет тебе... понимаешь? Боги используют людей... Поверь мне, я...
– Нет!! Она любит меня! Она позволила спасти тебя, не дать тебе умереть.
Зеленые глаза будто пульсировали, темные зрачки то расширялись, то сужались, в мечущихся глазах девчонки бились любовь, страх и мольба. Сердце герртруда стучало с той же силой, он чувствовал, как исходящие от жрицы сила, запах и жар бередят его с ног до головы, как лицо багровеет, наливаясь кровью, как стучит в ушах, как отвратительный зуд прокатывается по всему телу.
– Мерзость, - рявкнул Ганс.
– Ты полна ее, такая юная!
– он тряс девчонку за плечи, склонившись к самому лицу, лишь бы не видеть беззащитную грудь, маленькие аккуратные вишенки ее сосков.
– Я чувствую, как это исходит из тебя, понимаешь?! Ты живая, красивая - и мерзкая! Мы должны вырезать, выжечь ее из тебя!
Он рванул разрезанную рубашку еще сильнее в стороны, обнажая солнечное сплетение, схватил покрепче ланцет, привычным движением приставляя его острием вниз. И ахнул. Отшатнулся.
В солнечном сплетении Алейны зияла большая вырезанная дыра, размером и формой с ее ладонь. Не веря своим глазам, нульт присмотрелся - и увидел, что место солнечного сплетения занимают два искусно переплетенных иссиня-черных крыла, скрепленных витой серебряной цепочкой, прошившей плоть девушки. От гладких вороньих перьев веяло совсем другой магией, чем от самой жрицы, в них дышала смерть - с невероятной, божественной Силой. Не было ни капли крови, все казалось филигранным и нереальным.