Книга из человеческой кожи [HL]
Шрифт:
— Я верю, что если вы этого захотите, она в конце концов придет к вам. А если она придет, вам придется заботиться о ней. Ее брат не примет ее обратно.
Санто встрепенулся, как перепуганный мотылек. Но я увидел и надежду на его лице. Я пожал его красивой формы руку. Нам было больше не о чем говорить, дорогой мой маленький Господь.
Мингуилло Фазан
— Ты знаешь, что моя сестра — слабоумная? Ее религиозная одержимость была лишь прикрытием для ее настоящего заболевания — нимфомании. Ей нельзя и далее оставаться среди приличных, нормальных людей.
В
— Поступай, как считаешь нужным, дорогой.
Я подумал: «За это я подарю тебе изумруды, моя кошечка».
Я отправился в комнату матери, где и принялся излагать достойную сожаления историю любви Марчеллы, напропалую используя свое богатое воображение и словарный запас. Я изобразил все так, будто ее нынешняя интрижка — лишь продолжение испорченности, бережно раздуваемой Пьеро. Мать содрогнулась от прямоты моих речей. Затем она скромно потупилась, как делала всегда, когда приносила Марчеллу в жертву, и сообщила мне, что отныне я — глава семейства.
— Нимфомания. — Я громко вздохнул. — Какой позор!
Все это время синьор Фауно держал голову склоненной над кудрями моей матери, и его большие уши впитывали эти сведения, откуда они прямиком попадали на его длинный язык. К завтрашнему вечеру отвратительное падение моей сестры к самой ужасной форме безумия станет притчей во языцех во всех благородных домах на Гранд-канале.
Джанни дель Бокколе
Я должен был рассказать Санто кое о чем, чтобы он понял, как обстоят дела между ними. С Марчеллой мне приходилось соблюдать еще большую осторожность. С тех пор как у нас отняли конта Зена, я вызвался сам сносить ее вниз по лестнице, когда в том возникала надобность. По пути вниз на ужин в тот печальный день я прошептал ей в шею:
— Мисс Марчелла, вам не обязательно оставаться здесь. Если вы не имеете ничего против того, чтобы не жить в роскоши, а я думаю, что вы ничего не имеете против, тогда у вас есть выбор.
Она повернула ко мне свое растерянное личико. Из ее глаз что-то ушло.
— Доктор Санто… я случайно знаю… — начал было я.
— Я не могу ничего есть сегодня вечером.
Ее глаза замерзли в тоске и печали — вот каким был ее ответ на упоминание имени Санто.
— Джанни, пожалуйста, отнеси меня обратно в комнату, — попросила она.
Она больше ничего не добавила, когда я поднимался с ней по лестнице. Я осторожно положил ее на постель. Она уставилась в стену с лицом белым, как будто вырезанным из мрамора. Я попробовал снова:
— Это неправда — то, что вы думаете о Санто, вы ошибаетесь. Санто сделает для вас все. Все, что угодно.
Голос ее был холоден, как серая вода на дне колодца:
— Мой брат говорит, что мне будет назначено новое лечение.
— Ваш брат! Вы только играете на руку своему брату, — заявил я ей прямо, как говорят ребенку, потому что меня напугала происшедшая в ней перемена. — Как вы можете думать, будто он заботится о вас? А вот Санто… он не просто хочет, а может…
Я не мог найти правильных слов, будь проклят мой неловкий язык, чтобы сыграть Купидона. Я-то
Марчелла смотрела на стену с таким видом, будто это была дощечка с десятью заповедями, и каждая из них была вырезана изо льда и гласила: «Тебя никто не будет любить».
Потом в дверь просунула свою обожженную голову Анна и поманила меня рукой.
Снаружи она запричитала:
— Мингуилло только что рассказал ужасную историю нашей хозяйке!
Мингуилло Фазан
Мы называем его Archipelago delie Malattie, Архипелагом Болезней, эту группу островков, которая окружает Венецию, как щитом. Собственно говоря, это и есть щит, который предохраняет город от заразы, как телесной, так и духовной. Там есть Санта-Мария-дела-Грация для инфекционных заболеваний, Сан-Лазарро для проказы и Лазаретти, Нуово и Веккио для чумы. И наконец, Сан-Серволо, остров душевнобольных.
Еще до того, как пришел Наполеон и принялся сводить нас с ума, Сан-Серволо начал принимать паршивых овец из благородных семейств, сыновей и дочерей, чье поведение могло вызвать скандал. Туманы лагуны смыкались над этими несчастными голубой крови, dozzinanti, [95] всепрощающие и всепоглощающие.
Остров был велик; его помещения — огромны. Сан-Серволо специализировался на душевнобольных и помешанных. Вскоре его сады и коридоры стали поглощать даже представителей плебейских классов. «Буйные» же помешанные содержались в строгой изоляции, так что в городе не было слышно их криков. Сан-Серволо превратился в дом для всего, чего Венеция не желала слышать, обонять или видеть, — эпилептиков, идиотов от рождения, буйнопомешанных, умственно отсталых, неполноценных, аморальных пациентов и женщин.
95
Живущий на полном пансионе (итал.).
Разумеется, образованному читателю известно, что все женщины — потенциальные сумасшедшие из-за раздражительного и неугомонного органа в их телах, до которого удобнее всего добраться через рану у них между ног. Для женщин, пренебрегающих своими мужьями или испытывающих чрезмерный сексуальный энтузиазм, составлен живописный словарь терминов — нимфомания, эротомания, бешенство матки, распущенность и так далее. От женщин, придерживающихся подобных половых убеждений, избавлялись быстро и без особой огласки, отправляя их через лагуну на Сан-Серволо.
Существовала еще одна причина, по которой Венеция спешила отделаться от любвеобильных дам. Самое главное заключалось в том, чтобы не дать им возможности совокупляться и размножаться, распространяя свою заразу. Полоумная женщина заражает всех, даже собственных отпрысков, которые кормятся ее испорченной кровью в утробе и пьют отравленное молоко из ее грудей.
Читатель готов заклеймить меня грехом словоохотливости? Требует сменить тему на имеющую прямое отношение к нашему сюжету? К чему столь много сведений о сумасшедших, изложенных к тому же весьма здраво?