Книга из человеческой кожи
Шрифт:
Услышав мои слова, монахиня одним прыжком вскочила на ноги.
– Сесилия Корнаро! Ах ты, дорогуша! Да ты – настоящее сокровище! Кошечка ты моя дорогая!
Она быстро опустила жалюзи на окне и отработанным движением поставила ведро с мутной зеленоватой слизью из фонтана перед дверью, так что любой, кто попробовал бы войти, неминуемо наткнулся бы на него. Рафаэла взяла меня за плечи – на меня пахнуло ароматом ветивера [151] – и усадила перед мольбертом. Она вложила мне в руки кисть и дала небольшой квадратный кусочек холста.
151
Ветивер –
– Покажи мне, что ты умеешь.
Мне почудилось, что черенок кисточки ожил у меня в руке. Как же здорово было вновь окунуть меховой кончик в мягкий пигмент! Я быстро набросала лицо Рафаэлы, добавив ему цвета и оттенка.
Она выхватила холст у меня из рук и достала из-под матраса небольшое зеркальце, иметь которое в монастыре воспрещалось строго-настрого. Сравнив нарисованное со своим отражением, она пустилась в пляс по комнате, размахивая моим рисунком, так что брызги не успевшей высохнуть краски полетели на выбеленные стены.
– Значит, это правда! Мы сможем рисовать вместе! Сестра Констанция… ведь тебя по-настоящему зовут Марчелла?
– Да.
– Марчелла и Рафаэла. Мы теперь сестры.
Едва Рафаэла произнесла слово «сестры», как радостная улыбка исчезла с ее лица и губы ее сложились в горестную тонкую линию. Она негромко проговорила:
– Добро пожаловать в семейное дело.
Она вновь всунула мне в руку кисть. Обмакнув ее в черную краску, я нарисовала еще один образ Рафаэлы. Мое умение осталось со мной: я изобразила ее в виде забавного горного зайца, загорающего на солнце и озорно подмигивающего мне.
Сестра Лорета
В монастыре Святой Каталины появился свежий грех. Я ощущала его запах столь же отчетливо, как если бы кто-нибудь подбросил Мне дохлую мышь под кровать, что случалось со Мной уже неоднократно, поскольку замысел Божий в том и состоял, чтобы подвергать свою самую Благочестивую Дщерь испытаниям и насмешкам.
Произошло именно то, чего Я опасалась больше всего. Венецианская Калека сдружилась с порочной Рафаэлой, единственной монахиней, к которой Я не могла приблизиться, дабы научить ее почтению и дисциплине, по причинам, которые Господь не пожелал открыть Мне.
Эта самая Рафаэла могла безнаказанно насмехаться под Моим окном:
– Умоляю, не надо мешать сестре Лорете. Она прилегла вздремнуть. Хотя нет, прошу прощения, я клевещу на нее. Сестру Лорету, несомненно, уложила в постель невыносимая тяжесть ее святости и благочестия.
– Да отсохнет твой нечестивый язык за такие слова? – прошепелявил еще кто-то, безукоризненно подражая голосу сестры Арабеллы.
И приспешницы сестры Рафаэлы захихикали, как воробьи, весело чирикающие над украденной булочкой.
И теперь, когда Рафаэла и Венецианская Калека вместе работали над осуществлением замыслов сатаны, Я осознала, что вскоре настанет время, когда Я вновь должна буду исполнить Его волю.
А пока что Я искала утешение в своем маленьком садике, где с верой посадила особые семена, поливая их миропомазанной кровью в ожидании урожая. Аконит, несомненно, являлся священным растением, учитывая его название, [152]
В монастыре Святой Каталины бытовала поговорка: cada flor es una moja,каждый цветок олицетворяет собой монахиню. Подобно святому Франциску, Я разговаривала со своими немыми маленькими сестрами-цветами и рассказывала им о своих планах. Мои синие цветы росли, подобно одеянию Девы Марии, обретая цвет Царствия Небесного, похожие на сутану самого святого Франциска, окрашенную в благочестивый синий цвет.
152
Аконит – по-английски «monkshood», в дословном переводе означает «монашеский капюшон».
Марчелла Фазан
Просторная келья Рафаэлы была рассчитана на двоих. Она как-то обмолвилась, что ранее делила ее со своей младшей сестрой, которая впоследствии умерла. Поначалу Рафаэла не желала распространяться об обстоятельствах ее смерти.
– Это совсем другая история, – говорила она. – Я еще не могу спокойно вспоминать о ней. Поэтому я позволила рабыням спать в комнате сестры. Мне приятно их общество.
Она улыбнулась и внезапно стала настолько похожа на Сесилию Корнаро, что меня пробрала дрожь.
Ее sambaЭрменгильда и criadaХавьера обожали свою госпожу. Я поняла это по их сияющим улыбками лицам, когда Рафаэла познакомила их со мной. Я уверена, что в монастыре Святой Каталины у высокородных монахинь не было принято представлять своих рабынь, особенно по имени, да при этом еще и ласково обнимать их за плечи.
Задняя часть кельи Рафаэлы отличалась особой вычурностью. Ее синий дворик вел – подумать только! – в отдельную уборную, в которой лежали ее туалетные принадлежности. Кроме того, у нее имелась еще и кухня с большим количеством ведер для кипячения воды. Рафаэла сказала мне, что ее рабыни всегда держат горячую воду наготове, когда ей приходится принимать искупительную ванну.
– Моя сестра… – начала было Рафаэла, но голос девушки дрогнул и сорвался.
– Как она умерла? – мягко спросила я, поскольку мне показалось, что Рафаэла уже достаточно доверяла мне, чтобы ответить на этот вопрос.
Рафаэла взглянула мне прямо в глаза.
– Пожалуй, будет лучше, если я сама расскажу тебе все. И чем скорее, тем лучше. Если ты станешь моей помощницей и подругой, то должна разделить со мной и мои беды, и победы. Моя сестра Хуана – сестра София – умерла насильственной смертью, когда ее утопили в ванной. Я слыхала, что здесь тебя приняли подобным же образом.
– Холодная ванна? Твоя сестра в чем-то провинилась?
– Нет, она была ангелом. Полной моей противоположностью. У нее действительно было призвание. Тот день, когда наши родители привезли нас в монастырь, стал лучшим в ее жизни и худшим – в моей. Она даже меняпросила называть ее сестрой Софией – она с радостью отреклась от своего настоящего имени. Мне пришлось смириться с этим. Она всегда уверяла меня в том, что нам очень повезло оказаться здесь, где нам не грозили ужасы внешнего мира. И в этом заключается горькая ирония. Самый страшный ужас мира обитает в монастыре Святой Каталины.